Вторая загадка была сейчас перед ним.
– Тут у нас программисты! – продолжал радовать доктора Рыжикова неукротимый в своем оптимизме Валера. – Смотрите, какие условия созданы! Аквариум, кондишен, цветочная стенка! Между прочим, своими руками, по идее шефа…
– Ладно, Валера, – почему-то попросил шеф устало. – Вы потом покажете, а мы пока поговорим по делу…
Валера Малышев, возвышавшийся над шефом как гора мускулов с засученными рукавами, безропотно склонился и пошел за свой шкаф.
– Да! – обернулся он с полпути. – Вы Леру сегодня увидите?
– Я? – почему-то удивился доктор Рыжиков. – Может быть… Еще не знаю, как сегодня… А что?
Валера потоптался между ними и своим рабочим местом, думая над тем, что же именно. Живой, дышащий шкаф между гудящими железными. Что-то он знал, чего не знал доктор Рыжиков. Или, наоборот, не знал того, что знает отец странной девушки, вдруг захлопнувшей дверь перед его статной фигурой. Привычное ощущение превосходства словно с чем-то боролось в нем.
– Ладно, ничего, – махнул Валера скульптурной рукой с выдающимися бицепсом и трицепсом. И на лице все же мелькнуло что-то новое, совсем на него не похожее. Мелькнуло что-то пробиваемое, если так можно выразиться.
– А, он ведь вам почти… – сказал Валерин шеф. – Он у нас первый на комнату в малосемейном общежитии. Скоро получит и может…
– А правда вы мастер по самбо? – засомневался доктор Рыжиков во всем.
– Правда, – ответил маленький и грустный человечек. – Я веду секцию в Доме молодых ученых. А что, это плохо?
– Хорошо, – сказал доктор Петрович.
Девушка в синем халате откуда-то принесла шефу бумажку. Доктор Рыжиков через плечо шефа вместе с ним прочитал что-то очень малоутешительное, что-то глубокое двустороннее и субарахноидальное, с разрывом чего-то и нарушением чего-то, что обещает нарастающий паралич со смертельным исходом. Несовместимое с жизнью. И электронная рекомендация: полный покой, глюкоза, сосудосужающее, антикоагулянты, аппаратное дыхание… Якобы… Словом, не касаться.
Этот приговор девушка сейчас снесет консилиуму. Как золотое яичко.
– А она у вас может… – заикнулся доктор Рыжиков.
– Черт ее… – запнулся шеф Валеры. – Еще статистику брать и брать.
В отличие от своего верного ученика и последователя, шеф Валеры умел запинаться.
– Машинка-то, конечно, немудреная, – заизвинялся он за дело своих рук. – Вчерашний день… Все уже на байты переходят, а мы в битах застряли… Мы на ней проиграли почти сто моделей. По историям болезней. Ни разу не ошиблась, сукина дочь. Кому смерть, кому инвалидность, кому излечение…
Он извинялся за успехи.
Можно было, собственно, идти.
Но доктор Рыжиков еще немного потоптался.
– Примитивно, конечно, громоздко и медленно, – обвел взглядом хозяин свою ровно гудящую мебель, думая, что пришел бог весть какой критик. – Но ничего, перейдем на транзисторы, все это сложим вот в такой шкафчик… Накопим банк данных, в миллиончик раз повысим скорость обработки…
Доктор Рыжиков, собственно, ничего этого и не требовал.
– А давайте работать вместе, – смущенно предложил Валерин шеф. – Нам нужна сильная медицинская группа. Вы знаете, что Ноберт Винер занимался теорией нервного спайка? Он первый поразился сходству действия нервной системы и вычислительных устройств. У нас ведь нервная система – тоже логическое устройство… Или связь мозговых волн с лечением эпилепсии… Но это пока для нас египетские иероглифы. Возьмем общую тему и разгадаем, например, тайну дельфинов. Обсчитаем биотоки мозга у нас и у них, а вдруг они умнее нас?
– Да нет, наверное, – разбил эту мечту доктор Петрович. – Тут не надо обсчитывать, тут из анатомии видно. Чтобы ему нас догнать, надо через себя гнать в минуту литров тридцать воды на килограмм веса. А он на это не способен. И просто не хватает кислорода для питания клеток головного мозга… Вода ему кислорода недодает.
– Жаль… – Шеф Валеры Малышева снял очки и потер переносицу. Его обезоруженно моргнувшие глаза оказались совсем подслеповатыми. – Но все равно вам вслепую нельзя. Вот увидите скоро.
– И все же что-то в этом противоприродное, – извиняясь, сказал доктор Рыжиков. – Это как предсказание судьбы… Как приговор. А кто тогда будет бороться до конца?
– В общем-то… – Шеф Валеры потер переносицу, – мы стараемся, чтоб был не приговор, а варианты…
Это было уже легче. Но не доктору Рыжикову.
– Варианты… – не очень воодушевился он. – Вариант умереть в палате или вариант – на моем столе под моим ножом. Думаете, есть существенная разница?
– Есть, конечно, – сказал шеф Валеры. – Для вас…
– Ладно, – решился доктор Рыжиков. – Тогда пойду.
– Куда? – спросил шеф Валеры.
– Мишку красть…
Шеф Валеры Малышева сразу и сбоку внимательно посмотрел на него. Потом, уже в коридоре, еще раз снял очки, еще раз потер переносицу и вдруг сказал:
– А у меня вот дочь не ходит… Вот, понимаете…
Доктор Рыжиков остановился.
– Уже два с половиной годика, – сказал великий, могучий, четырехязыкий, электронно-каратистский, самбо-вычислительный шеф. – Ножки скрещивает и не идет… Говорят, паралич церебральный…
– Ну, не обязательно, – по привычке начал с лучшего доктор Рыжиков, на всякий случай сразу отводя худшее. – Она у вас… доношенная?
– А другие говорят, что никакой не церебральный, – несмело согласился шеф Валеры. – Что глубокая недоношенность. Шесть с половиной месяцев…
– Может и года в четыре пойти, – утешил его доктор Рыжиков. – И еще бегать или прыгать вовсю… Это у них бывает… А вы в машину не закладывали?
– Нет… – надел очки шеф Валеры. – И не буду. Мы пока по утрам час делаем зарядку, а по вечерам два часа массаж… Днем еще массажистка приезжает… Лучше просто верить. Лучше я вам покажу. Если захотите познакомиться, конечно. В целом мы веселые, разговорчивые, любим уже принарядиться… На горшок просимся…
– Но я-то могу ошибиться, – осторожно предостерег доктор Рыжиков. – Я посмотрю, конечно, но могу… Все мы немножко…
– Ошибиться вы можете, – утешил теперь доктора Рыжикова шеф Валеры. – А машина, допустим, не может. Но она не может то, что можете вы.
– Что? – спросил доктор Рыжиков.
– Бороться до конца, – совсем уже засмущался шеф Валеры.
55
– Чего на свете не бывает? – спросил доктор Петрович, чтобы кто-нибудь не испугался его молчания.
Мишка Франк почти не кровил. Белокожая бритая голова казалась неестественно маленькой при тучном теле, взгроможденном на операторский стол.
– Полноценных спортсменов, – сердито ответила рыжая кошка Лариска.
– Трезвых сантехников, – добавил Коля Козлов под тревожным прицелом красивых и зашторенных Машиных глаз. Коля вернулся с принудительного лечения и начал работать дежурным врачом «Скорой помощи». Но скоро его пришлось перевести снова в реанимацию, потому что вызовы угрожали ему угощением. Как будто он не врач, а профсоюзный Дед Мороз.
– Правильно, – сказал доктор Петрович. – Честных завмагов, трехцветных котов, острых скальпелей, худых начальников. – Если бы он был худым, этого бы не случилось. Вот вам обжорство, неподвижность, курение двух трубок сразу. Мышцы одряблели, сосуды раскрошились, мысли обленились…
Нервно кашлянул представитель горздрава. Его назначили вести наблюдение и составить отчет о правильности операции, производимой над товарищем Франком. Слишком многие ее пугались пуще самой смерти товарища Франка. Включая в эти многие лечащего врача и считающую машину. И исключая только жену товарища Франка Валю. Валя сидела за дверью, а представителя пустили внутрь. Он был из другой области, из логопедов, лечащих заик, и вандализм над товарищем Франком леденил его душу. На всякий случай он заодно запоминал неуважительные высказывания доктора Рыжикова в адрес городского здравоохранения вообще и самого товарища Франка в частности. Когда доктор Рыжиков прижег непослушное кровотечение и малость запахло жареным Мишкиным салом, ревизор из горздрава поморщился.