Она знала только одно: в воду не желательно входить плашмя. И последнее, что успела сделать, — перевернулась.
Море расступилось под ногами и вновь сомкнулось над головой, сразу попытавшись пробраться в нос, глаза, уши, дотянуться до самой сердцевины, пленить и растворить в себе без остатка.
«Стихийница хренова», — отстранённо думала Кира, не в силах шевельнуть ни рукой, ни ногой, точно муха в янтаре, и медленно погружаясь на дно.
И, наверное, она поддалась бы морю. Поддалась бы его тяжести, обволакивающему спокойствию и собственной невыносимой усталости. Но море попыталось поработить не её одну.
Миг, когда в воду погрузился Дэшшил, отозвался ноющей болью в сердце. Зрение само сменилось на магическое, и Кира уже на чистом упрямстве потянулась к сияющей точке, которая, в отличие от неё, не сдавалась и пыталась всплыть.
Несгибаемый бронзовый эверт.
Нити цеплялись за пальцы, будто подсказывая нужный узор, и Кира послушно тянула одну за другой. Ближе. Ещё ближе. Они оба почти наверху.
Последний толчок — и в опалённые солью нос и горло ворвался воздух, а по глазам полоснул солнечный свет. Рядом раздался всплеск, и над поверхностью появились голова и плечи Дэша, чтобы тут же вновь уйти под воду. Лишь в последнюю секунду Кира успела ухватиться за него, удержать, да с трудом сама не погрузилась вниз под тяжестью мужского тела.
Она практически ничего не видела, но благодаря всполохам энергии знала, в какой стороне берег. Совсем рядом. И сейчас впервые жалела, что не может колдовать словом или взмахом любой из конечностей — сосредотачиваться на сияющем полотне было всё сложнее.
«Волна. Волна».
Наверное, Кира всё же справилась. Догребла сама с лёгкой помощью еле соображающего Дэшшила или подчинила-таки своенравные воды, ибо вдруг голую ступню — обувь море решило оставить себе — сначала пощекотали склизкие водоросли, а потом и зыбкий песок.
Колени подогнулись.
На берег Кира и Дэш выползали на четвереньках.
Руки по локоть проваливались в охристое месиво, море на прощание окатывало ноги пенистыми волнами, дыхание с хрипом вырывалось из обожжённых лёгких, одежда неподъёмной ношей тянула к земле.
Но они выбрались.
Выбрались.
Рухнув на спину, Кира устремила слезящиеся глаза ввысь, но уже через секунду ослепительно голубое небо почернело и исчезло.
А детский голос ей наверняка померещился. В конце концов, откуда здесь взяться ребёнку? Да ещё и кричащему:
— Нэнни, нэнни, глянь, падшие!
Глава 16
Изменённая
Вряд ли это полезно для здоровья — так часто лишаться сознания. Тем более после полугода относительно спокойной жизни, почти лишённой стрессов. Ну, если забыть про привыкание к чужому телу, незнакомым расам и видам, новым устоям и прочим прелестям попаданства.
Ведь особых встрясок-то и не было — только внутренние метания, рефлексия, борьба с воспоминаниями…
Если бы ещё неделю назад Киру спросили, как она справляется со всеми свалившимися на неё трудностями, она бы ответила: «Нормально». Потому что всё и вправду было нормально. А потом полетело в тартарары.
И, чёрт возьми, как же это здорово — чувствовать себя живой.
Страшно до одури, больно, но здорово.
И в себя на этот раз она пришла достаточно легко — никакой тошноты, ломоты, желания провалиться обратно в беспамятство, лишь бы не терпеть электрический треск в голове.
Однако было что-то ещё… что-то важное. Противный червячок, прогрызающий себе путь из центра мозга на поверхность. Мысль, которую никак не удавалось ухватить за хвост.
«Лесные, — подумала Кира, и сердце, бухнув, сжалось в тугой комок. — Чешка».
— Дэшшил, — прошептала она вслух и попыталась открыть глаза.
Тщетно.
Что-то мешало, наваливалось на веки, неприятным зудом стягивало виски.
Кира поднесла ладонь к лицу. Так и есть: повязка. Шершавая, не слишком тугая, но…
— Тише, деточка, тише, — ласково пропел над ухом женский голос, и кто-то настойчиво надавил на плечо.
А Кира и не заметила, что успела сесть.
Впрочем, эту её вольность быстро исправили, вновь уложив на мягкие подушки. Осенённая внезапной догадкой, Кира перестала теребить повязку и потянулась к затылку, затем к шее, к воротнику… и вспомнила, что на выданной старейшинами одежде не было капюшона. Нечем было прикрыться. Да и, судя по вышитому узору под пальцами, это уже явно другая туника. Даже, скорее, рубаха.
Пуговицы холодные, мелкие, гладкие, как камешки…