(К слову, перспективы последнего с определённого момента вызывали у миссис Хэймен некоторую тревогу, и она неустанно напоминала дочке, что к нежным фиалковым глазам и курносому носику совершенно не идут баранье упрямство и зловредное неприятие компромиссов. Но эта молодёжь сегодня никого не слушает, кроме своих дурацких блогеров.)
Итак, Энн выбрала Дикий Запад. В списке рекомендованных эта оболочка числилась, даже исторический период более-менее совпадал с родительским. Матушка повздыхала, а отец, человек взглядов самых либеральных, с лёгким сердцем выложил требуемую сумму.
А дальше приключилось нечто крайне огорчительное.
– Доброго здравия, мисс Энн! Прекр-расная погодка, согласны?
Энн споткнулась, вынырнула из тёмного омута воспоминаний и заозиралась. Навстречу вальяжно шёл Джим Бейкер, да ещё шляпу перед ней приподнял этак насмешливо, поди ж ты, перед обедом уже накачался.
– Что, упорхнул ваш сердечный дружок? Вот ведь досада…
Энн вспыхнула и, гордо задрав подбородок, прошествовала мимо. Не обращать же внимание на всякую пьянь. У неё своих забот полон рот.
В день своего семнадцатилетия Энни проснулась, исполненная самых радужных предвкушений. Она спустится к завтраку, и на столе её будут ждать подарки. А новенькая оболочка уже закачана и дожидается своего часа. После торжественного ужина, после первого в жизни Энн бокала «Вдовы Клико» (в достойнейшей семье Хэймен женщины не прикасаются к спиртному, и правильно делают), после тостов в честь Энн и добрых напутствий, после огромного торта-безе и поцелуев с непременными слезами матушки, когда Энн уляжется в постель, перед сном, она инсталлирует ПО. И проснётся в совершенно новом мире, прекрасном и удивительном.
Итак, Энн спускается в столовую – и что же видит?
Отец, кажется, совершенно счастлив: он не без аппетита кушает яйца с беконом. Матушка обеими руками обнимает блюдо с тушёными почками, и вот она счастливой отчего-то совсем не выглядит.
– Эта особа… Она же одних лет с Энн…
Вот именно, отвечает батюшка, в этом-то вся и прелесть, ведь жизнь так коротка. К тому же она из «ревущих тридцатых», этот период всегда его привлекал. А вот от викторианских леди с их головными болями его, признаться, тошнит, и давно уже. Он несказанно счастлив, что его кровиночка выбрала другую дорогу в жизни.
Отец доедает омлет до последней крошки и дружелюбно смотрит на Энн.
– Но твоя дочь!
Разумеется, он желает детке всяческого благополучия. Ради неё он готов буквально на всё. Разве не он без единого возражения заказал и оплатил ту оболочку, которую она сама пожелала? Энн прекрасно устроится в жизни. Большее, увы, не в его силах, поскольку он, так уж вышло, совершеннейший банкрот – его поверенный подтвердит. Конечно, всё, что удалось спасти из его состояния, будет оставлено его дорогой супруге, какая жалость, что спасти удалось всего ничего.
Отец спокойно допивает чай, встаёт, ласково треплет Энн по голове с пожеланием удачи, а затем берёт в прихожей уже собранный саквояж и исчезает за дверью.
Матушка сохраняет неподвижность целую минуту, затем отпускает блюдо (почки весело раскатываются по половицам из дерева благородных пород), твёрдым шагом направляется к буфету, достаёт оттуда графин с портвейном и уходит в гостиную. Через какое-то время Энни нерешительно заглядывает туда, надеясь по мере сил её утешить, но матушку, очевидно, уже утешает подборка «Самые невероятные ДТП» с YouTube, и из горлышка ей вполне удобно, спасибо, дорогая.
Вот так и вышло, что Энн оказалась на Диком Западе почти без кредитов и почти без единой возможности их раздобыть.
С каждой минутой этих размышлений Энн мрачнела всё больше и к дому подходила уже чернее тучи. Вот ещё тоже – «к дому»! Да разве ж это дом?!
Первый день своих семнадцати лет Энни провела в лёгком шоке. Само собой, она знала, что новая оболочка полностью модифицирует интерфейс её взаимодействия с окружающим миром. Но не настолько же!
Ни одна инструкция не предупреждала, что наутро после твоего дня рождения в милом твоему сердцу викторианском особняке (изнутри дом, кстати сказать, изменился очень мало) появится поверенный отца, мистер Кавендиш, с известием о том, что особняк им больше не принадлежит. Ведь мистер Хэймен разорён до нитки, буквально дотла (здесь у мистера Кавендиша хватило совести слегка закашляться и временно спрятать лицо за большим клетчатым платком). Миссис Хэймен, которой мистер Кавендиш от всей души сочувствует, может рассчитывать на небольшую ренту, но ей с дочерью придётся подыскать себе другое обиталище.