Повернув на юг, они проехали по Кэннонгейту, и по пути Гордон показывал ей достопримечательности города. Справа, окруженный садами и обширными службами, располагался особняк Кэмпбелов. Чуть дальше возвышалась Кэннонгейтская тюрьма, где томились узники, а позади нее дом Джона Нокса и собор Святого Джайлза.
Менее чем в миле виднелся Эдинбургский замок. Внимание Роберты привлекло возведенное рядом с ним какое-то бесформенное деревянное сооружение.
– Что это такое? – указала она на сооружение, резко остановив коня.
Гордон не ответил. Роберта повернулась в седле и посмотрела на мужа. Лицо ее было мрачным.
– Что это? – повторила она.
– Эшафот, где палач душит и сжигает тех, кто обвинен в колдовстве, – нехотя ответил он.
Роберта заметно побледнела. Она взглянула на свою левую руку, прикрытую перчаткой для верховой езды, но даже не подумала посмотреть на ожерелье – в последние дни ее звездный рубин постоянно оставался темным. У нее было предчувствие грозной опасности, которая подстерегает ее в Эдинбурге.
В одном из модных магазинов Гордон отобрал для Роберты несколько нарядных платьев и велел прислать их во дворец Холируд. В ювелирной лавке он купил ей серьги с изумрудами, а на Лоун-маркет Роберта присмотрела ткани и кружево на приданое их малышу.
– Ты проголодалась? – спросил Гордон, когда они покончили с покупками.
– Ужасно! Умираю с голода.
Гордон свернул на Принсес-стрит и, зайдя в таверну Макдоналдс, они подкрепились там вареными мидиями и морскими гребешками, приправленными травами, а также ячменными лепешками с медом и ореховым пирогом.
– А теперь расскажи, что произошло между тобой и королем, – попросила Роберта.
– Благодаря моему лизоблюдству наши отцы сравнительно легко отделались, – сказал ей Гордон. – Они извинились перед Яковом и должны будут завтра на службе извиниться публично.
– Я поверить не могу, что отец на это согласился, – сказала Роберта. – Он всегда поносил Якова за то пренебрежение, с каким король относился к унизительному положению своей матери.
Гордон пожал плечами.
– Я и не говорил, что им понравилась эта идея. Но у них не было выбора: либо публичное извинение, либо тюрьма.
– Боюсь, что мне не очень-то понравится при дворе, – заметила Роберта. – Здесь человека на каждом шагу подстерегает опасность.
– Не забивай этим свою хорошенькую головку, – сказал Гордон, прикасаясь к ее руке. – Скоро мы с тобой вернемся в Инверэри. В конце концов, Яков не поставит мне в вину, что я хочу, чтобы мой наследник появился на свет в Арджиле.
Это заметно улучшило настроение Роберты.
– Король не упоминал о моем брате?
– Твой отец говорит, что Даб женился на ИзабельДебре.
– От Босуэла я узнала, что Даб и Изабель скрываются в Хайленде, – сказала Роберта. – Изабель – моя лучшая подруга, а теперь еще и родственница, невестка. Надеюсь, король простит Даба и вернет его в Эдинбург.
– Дай мне несколько дней – и я улажу это, – заверил ее Гордон. – Кстати, завтра вечером мы ужинаем с королем.
– Боже мой, – трагическим шепотом вскричала Роберта, – а мне и надеть-то нечего!
Гордон хмыкнул:
– Все вы женщины таковы. Чуть что, сразу начинаете охать, что вам нечего надеть. Мы, мужчины, проще относимся к таким вещам. Почему бы и вам не быть такими же практичными?
Роберта удивленно раскрыла глаза.
– Ты и в самом деле хочешь, чтобы я была похожа на тебя? – спросила она.
– Ангел, ты совершенство, будь всегда такая, какая есть, – ответил он, наклонившись и целуя ее в щеку.
Покончив с едой. Гордон достал из кармана и бросил на стол несколько монет. Потом встал и помог подняться Роберте.
– Мы банкроты? – спросила она.
– Нет, но сделать свою жену счастливой обходится гораздо дороже, чем я думал, – шутливо сказал он.
Пройдя сквозь заполненную народом таверну к выходу, Гордон потянулся к двери, но та неожиданно распахнулась, и они оказались лицом к лицу с Мунго Маккиноном и Лавинией Керр.
– Горди! Вот так встреча! А я и не знал, что ты тоже тут, – приветствовал его Мунго.
– Добрый вечер, Горди, – с улыбкой произнесла Лавиния. – Как приятно, леди Роберта, встретиться с вами вновь.
Гордон сдержанно кивнул им. За него ответила жена.
– Добрый вечер, Ливи, – сказала она, и в ее устах это имя прозвучало как оскорбление.
– Какие чудесные изумруды у тебя в ушах, – сказала Лавиния, делая вид, что не замечает ее тона.
– Это подарок мужа. Они мне очень нравятся. – Роберта дотронулась до серег. – У Горди изумительный вкус. Эти изумруды так подходят к моему обручальному кольцу.
– Да, он знает толк в драгоценностях. – И Лавиния провела рукой по сапфировому ожерелью, которое прекрасно гармонировало с ее синими глазами.
Роберта едва не задохнулась от злости, но лишь смерила сластолюбивую красотку холодным взглядом. Нет, ей никогда не победить в словесной дуэли со стервой, стоящей перед ней. Ну еще бы, ведь эта змея годами тренировалась при дворе.
– Мунго, завтра я играю в гольф с его величеством, – прерывая неловкое молчание, сказал Гордон. – Не хочешь после мессы присоединиться к нам?
– Хорошо, я приду. – А мы только что были на Лоун-маркет, и я накупила там кружев самых разных цветов, – одарив Роберту сладкой улыбкой, сказала Лавиния. – Поскольку эти необычные перчатки, что на вас, в такой моде при английском дворе, я собираюсь завести себе к каждому платью подходящую по цвету пару.
Роберта поняла, что Лавиния что-то заподозрила. Черт бы побрал этого Мунго за его длинный язык! Теперь Лавиния попытается узнать, что скрывается под перчатками. Если Мунго уже не выболтал ей про это.
– Извините, но нам пора, – попрощался Гордон. А выйдя с женой на улицу, спросил: – О чем вы говорили? Роберта была явно расстроена.
– Я только что едва не попала в западню со своей ложью, – призналась она.
– Ангелы не лгут, – с улыбкой сказал Гордон.
– Ну, а я солгала.
– О чем?
Роберта стыдливо опустила глаза и призналась:
– Я сказала леди Армстронг и леди Элиот, что мои перчатки без пальцев – это самая последняя мода при дворе Тюдоров.
Гордон громко расхохотался. Потом крепко обнял ер за плечи и прижал к себе.
– Это вовсе не смешно, – сказала Роберта. – Я поняла по глазам Лавинии, что она догадывается, в чем тут дело. Как мне быть, если она проболтается королю о том, что у меня на руке дьявольский знак?
Гордон притянул ее еще ближе и поцеловал в губы.
– Не тревожься о таких пустяках, – успокоил он ее.
Роберта взглянула через плечо в сторону Эдинбургского замка.
– Эшафот вовсе не кажется мне пустяком, – тихо проговорила она, и по спине ее пробежала леденящая дрожь.
– Послушай меня, ангел. – Гордон повернул ее лицом к себе. – Всякий, кто назовет тебя ведьмой, может заранее считать себя покойником. Я буду защищать и оберегать тебя всю свою жизнь.
– А почему? – спросила Роберта, ища в его глазах правду.
– Что за вопрос? – удивился Гордон. – Ты моя жена и носишь моего ребенка. Какая еще нужна причина?
Лучше бы он сказал, что любит меня, подумала Роберта. Она изобразила притворную улыбку и взяла его под руку со словами:
– Ну что ж, я спокойна за свою жизнь каждый день недели, а в воскресенье – вдвойне.
– Вот и умница, – сказал Гордон, похлопав ее по руке. Потом кивнул трактирному слуге, чтобы тот привел их лошадей.
Если б только он любил меня, подумала Роберта, не в силах выбросить из головы зловещий образ эшафота. Если б только он любил меня, и мы снова были бы в горах на летнем пастбище!
А в это время Мунго Маккинон и Лавиния Керр сидели в таверне Макдоналдс и приглушенными голосами разговаривали о супругах Инверэри.
– Я поверить не могу, что эта дикарка с гор и в самом деле в один прекрасный день станет герцогиней Арджил, – с недовольной миной сетовала Лавиния, удивленная и раздосадованная тем, что упустила такую прекрасную партию.