Под прикрытием припаркованных на обочине машин Андреас бросился к их армейскому грузовику, оснащенному радиостанцией. У него за спиной с визгом рикошетили пули.
Выскочив из-за дерева, один из партизан открыл по Андреасу огонь. Он ответил короткой очередью из своего «Шмайсера». Француз упал. Разрядив магазин в еще одну мелькнувшую между деревьями фигуру, Андреас подбежал к кабине грузовика и схватился за ручку. Он уже был готов открыть дверцу, как вдруг все потонуло в оглушительном взрыве.
Ева печально смотрела в окно на серое октябрьское небо. От реки поднимался густой туман, а восточный ветер нагонял дождевые облака.
— Ненавижу эту войну, — сказала Ева, вытирая носовым платком слезы. — И ненавижу одиночество.
— Лучше быть самой, чем рядом с Вольфом.
— Зря я разозлила его на станции.
Линди подняла с пола хныкающую дочь.
— Ева, ну не говори ты ерунды! Он ударил тебя после всех своих извинений, подарков и цветов. Как ему вообще можно доверять? Когда ты уже прозреешь?
— Он хотел поцеловать меня на прощание, а я еще не отошла от смерти Германа…
— В том-то и дело, что ребенка оплакивала ты одна, а Вольфу было наплевать.
— Но все равно он заслуживал хотя бы поцелуя на прощание. Вольф сказал, что, возможно, мы уже не увидимся, и он был прав. Их часто бомбардируют. Наверное, его переведут на Балканы. Я должна была поцеловать его. Я же — его жена.
Ева в очередной раз сама себе напомнила о величайшей ошибке в своей жизни. Она действительно была женой Вольфа, и ей следовало вести себя подобающе.
Линди покачала головой.
— Ну а Бибер?
Ганс пытался обуздать Вольфа на перроне, но тот ударом в лицо сбил старика с ног. Ева прикусила губу.
— Послушай, так больше продолжаться не может. Ты должна что-то предпринять, — сказала Линди.
— Но что? — Ева закрыла лицо руками. — Может, мне вернуться к себе домой? По крайней мере, пока не закончится война. Может, хоть тогда Вольф образумится.
— Ах, Ева, ну о чем ты говоришь! Вольф не может образумиться! — воскликнула Линди. Она уже полностью разуверилась в Вольфе. — От твоего дяди Руди что-нибудь слышно?
— Я получила от него письмо пару дней назад. Он написал, что в тот день, когда пришло мое письмо, его не было в стране. Он сейчас очень занят.
Руди за последние несколько лет стал очень состоятельным. Нацистское правительство, конфисковав компанию «Розенштайн Тинте», передало ее под управление дяди Евы под новым названием «Тинте Европа». Теперь Рудольф фон Ландек поставлял чернила, бумагу и печатную продукцию в большую часть оккупированной немцами Европы.
— Ты ему объяснила свою ситуацию?
— Да. Надеюсь, Вольф об этом никогда не узнает.
— Руди сможет защитить тебя от Вольфа, если захочет Насколько я понимаю, он сейчас — очень влиятельный.
— Да. Мама говорит, он сотрудничает с Абвером.
— Лично мне было бы страшно работать шпионом. А что он еще написал?
— Он только сказал, что постарается как можно скорее встретиться со мной и обговорить сложившуюся ситуацию.
В этот момент кто-то постучал в парадную дверь. Открыв, Ева увидела на пороге Ганса Бибера и Оскара Оффенбахера. При виде их мрачных лиц ее сердце забилось быстрее. Они явно принесли дурные вести.
— Заходите.
Войдя в гостиную, Ганс и Оскар сели в кресла. На носу Бибера еще был заметен кровоподтек от удара, который Вольф Нанес ему три недели назад.
— Кофе? Пива?
— Нет, нет, дорогая, — сказал Ганс, снимая свою фуражку. — Ева, я получил из Вермахта телеграмму об Андреасе. — Ева испуганно посмотрела на Ганса. — Нет, нет, он жив, — успокоил он ее.
Ева облегченно вздохнула.
— Что с ним?
Ганс передал Еве небольшой конверт. Достав письмо, она быстро пробежала глазами его содержимое.
— Он в больнице?
Бибер кивнул.
— Я связался по телефону с врачом. Он говорит, что у Андреаса сильный ушиб мозга и множественные осколочные ранения.
Мысли вихрем проносились в голове у Евы. Ей ужасно хотелось оказаться рядом с Андреасом, положить его голову себе на колени, кормить его, перевязывать его раны… Ее размышления прервал Оскар.
— Сын одного из моих работников служит с Андреасом в одном батальоне. Он написал, что Андреас — очень храбрый солдат.
Ева кивнула. Она никогда не сомневалась в храбрости Андреаса. Только теперь Ева начала понимать, насколько его тихая смелость привлекательнее бравады ее мужа.
— Я скажу отцу. Он попросит старейшин молиться об Андреасе.
— Он уже попросил, — сказал Ганс. — Я заехал к нему по дороге сюда. Видела бы ты, как он бросился к телефону.