Пауль беспокойно поерзал на своем стуле.
— Ты бы не переписывалась с Андреасом. Все-таки, ты — замужняя женщина.
Ева проигнорировала это замечание, а Пауль не стал нагнетать обстановку.
— Да, жаль Ганса, — сменил он тему разговора.
— В чем его обвиняют?
Сделав большой глоток компота, Пауль медленно вытер рукой губы.
— Я так понял, — в распространении пораженческих настроений, но, возможно, — и в измене. Вольф передал в Гестапо письмо, которое, по его словам, ему дал цензор. Это письмо, якобы, написал Гюнтер. В нем он рассказывает Линди, что Ганс однажды заявил, что до тех пор, пока у власти Гитлер, Германии войну не выиграть.
— Ганс никогда ничего подобного не говорил. И с чего бы…
— Ну, конечно же, Ева, — перебил дочь Пауль. — Это письмо — дело рук Вольфа. Все это — чистой воды обман.
Ева прикусила губу.
— Ну да, естественно. Понтер же сейчас в Северной Африке. И никто не потрудился проверить это!
— Нам нужно молиться, чтобы у мамы все получилось. Ганса перевели в исправительный лагерь в Бухенвальде.
В глазах Евы промелькнул ужас. Бухенвальд! По Вайнхаузену ходило немало слухов о том, как там обращаются с заключенными.
Потянувшись за стаканом, Пауль заметил на столе листовку Достав из кармана очки, он прочитал ее содержимое.
— Так вот что британцы разбрасывают над всей Германией! Листовка содержала фрагмент недавней проповеди римско-католического епископа Министерского, графа фон Галена.
…Сомнительно, что эти многочисленные случаи смерти душевнобольных носят естественный, а не умышленный характер. Думаю, это — последствия пропаганды о законности лишения жизни людей, не имеющих надежды на выздоровление… Как я вижу, в Министерстве внутренних дел и Министерстве здравоохранения даже и не пытаются скрыть тот факт, что множество умственно неполноценных уже было убито, и многие еще будут убиты…
— Я не хочу об этом говорить. — Подойдя к радио, Ева нашла волну с классической музыкой. — Я сразу вспоминаю о Германе.
Пауль, встав, мягко опустил руку на плечо дочери.
— Я тебе очень сочувствую, но почему ты не можешь согласиться с тем, что в смерти Германа никто не виноват?
Ничего не ответив, Ева подошла к окну кухни.
— Я так рада, что вышла из партии. Ненавижу их всех, — сказала она после небольшой паузы.
Ева замолчала, ожидая реакции отца.
— А что будет, если из партии выйдут все порядочные люди? — спросил Пауль после секундного размышления. — Радикалы получат полный контроль и…
— Они — не просто радикалы! Гитлер — преступник! Они все — преступники!
Пауль побледнел.
— Тише. Не кричи. — Быстро подойдя к парадной двери, он прикрыл ее плотнее. — Ева, прошу тебя… Ричард старается помочь тебе, по…
— И церковники — тоже преступники. Вы ничего не предприняли даже после того, как узнали правду. Епископы фон Гален и Хильфрих Лимбургский — единственные, кто выступил против. И это католики! А чем в это время занимались твои лицемеры из «Исповедующей Церкви»?
— Они тоже пытались что-то предпринять, но только не так явно. Но ты же знаешь, что эвтаназия сейчас узаконена. Кроме того, некоторые пасторы считают, что для многих несчастных инвалидов это даже лучше.
Ева посмотрела на отца с презрением.
— И ты считаешь это нормальным? С каких это пор Церковь начала санкционировать убийство, кроме как на войне?
— И кроме смертной казни за тяжкие преступления.
— Пусть даже и так.
— Ева, ты неправильно меня поняла. Я просто хочу сказать, что государство может действовать вне каких-то норм, но это не значит, что оно виновато в умышленной жестокости.
— Ты хоть сам веришь в то, что говоришь? — презрительно бросила Ева. — А что ты скажешь, если завтра какой-то врач решит, что ты — умственно неполноценный? Да зачем говорить о других. Почему ты лично ничего не предпринял?
Пауль съежился.
— А что я должен был предпринять?
Ева выхватила из его рук листовку.
— А вот что! — крикнула она. — Герман был твоим внуком! Так почему же эвтаназия тебя совсем не тревожит?
— Тревожит, но в ней замешаны не только нацисты. Эту проблему поднимают и в Англии, и во Франции, и даже — в Америке. Эвтаназия — детище науки, Ева, а точнее — дарвинизма. Просто нацисты первыми взяли ее на вооружение…
— Мне все равно, чье оно детище. Гитлер убил моего сына, и я ненавижу его… Чего не скажешь о тебе.
Закрыв окно, Пауль повернулся к Еве.
— Ты не права, проводя связь между Фюрером и эвтаназией, — сказал он. — Вполне возможно, он вообще не знает об этой программе. Его мысли сейчас поглощены войной. Гитлер не может ежедневно держать под надзором всех фанатиков. И что ты скажешь, если он, узнав о подобных преступлениях, сразу же положит им конец?