— Между нами ничего нет, — выдавила из себя Ева.
— Ты всегда ему нравилась.
Ева опустила руку с осколком тарелки.
— Но я выбрала тебя.
Вольф встал.
— Нет, это я выбрал тебя, — ответил он ледяным тоном, — а ты постоянно провоцируешь меня на насилие.
— Мужья должны любить своих жен.
— Значит, хочешь сказать, я тебя не люблю?
— Если бы любил, то не бил бы.
— А как, по-твоему, я должен реагировать на твою переписку у меня за спиной? — Прищурившись, Вольф быстро схватил Еву за запястье и выдернул из ее руки осколок тарелки, порезав ей ладонь. — Если я еще хоть раз увижу у тебя письмо от Андреаса, то ты одними синяками не отделаешься. Ты меня поняла?
Ева, гневно сверкая глазами, дерзко вскинула голову.
— Только попробуй еще раз ударить меня.
— Ты будешь приказывать мне, корова? Хочешь еще получить?
Ева подставила Вольфу лицо.
— Ну, давай. Ты же такой герой.
Вольф занес кулак, но потом, остановившись, выругался.
— Я запрещаю тебе переписываться с Андреасом.
Ева ничего не ответила. Вольф опустил руку.
— Я просто хочу, чтобы мы были счастливы. Этому нужно положить конец. Особенно, учитывая, что я через месяц ухожу в армию. Почему я должен беспокоиться о том, что, пока я где-то служу родине, моя жена крутит любовь с моим братом? Как ты этого не понимаешь?
Ева не могла не признать, что Вольф прав.
— Я понимаю, — сказала она нерешительно.
— Тогда пообещай мне, что больше не будешь переписываться с Андреасом.
Ева молчала. Письма Андреаса были для нее единственной отдушиной посреди безрадостной жизни в мире Вольфа.
— Ну хорошо. — Вольф, подойдя вплотную к Еве, сжал обе ее ладони. — Ева, прости меня. Ты же знаешь, у меня сейчас тяжелый период. Мне приходится много работать, и к тому же я из-за армии пропускаю гонку, хотя рассчитывал опять стать чемпионом Рейнланда.
Вольф замолчал, ожидая ответа, но Ева стояла, не произнося ни слова С ее руки капала кровь. В гостиной начали бить часы.
— Ну хорошо, я обещаю, что больше не подниму на тебя руку. Никогда. И не мне говорить тебе, что мое слово — закон.
Ева сдалась.
— Прости за фарфор, — сказала она, прижав к порезу на руке носовой платок. — Я куплю клей и попробую восстановить, что смогу.
— Да ладно, брось. Проще купить новую посуду, а людям скажем, что старую продали.
— Но… Это же ложь.
— А что, ты хочешь, чтобы мы сказали им правду? Я должен всем объяснять, что ты у меня за спиной переписываешься с Андреасом? — Вольф покачал головой. — Я только пытаюсь защитить тебя.
— Но ты же прочитал письмо. Что в нем плохого? — попыталась возразить Ева.
— Ну все, хватит! — оборвал ее Вольф. — Я больше ничего не хочу об этом слышать.
— Но…
Вольф опять схватил Еву за запястье.
— Что но? — зло спросил он, стиснув руку Евы, как тисками. — Что но?
Ева не ответила.
Глава 18
«Христианская религия не подвержена влиянию национальных особенностей евреев.
Наоборот, ей пришлось противостоять этому народу».
Запись в дневнике от 1 декабря 1938 года:
Подчинившись Вольфу, я не ответила Андреасу. Линди написала ему, что ее мама выделила для него комнату в таверне, а Гюнтер перенес туда его вещи. Они повесили там напротив портрета Фюрера любимую картину Андреаса. Я пока не сказала Вольфу, что опять беременна. Он сейчас проходит подготовку в Бадене, и я решила подождать, чтобы убедиться, что все в порядке. Не знаю, как бы он отреагировал на еще один выкидыш.
Мама воспрянула духом. Наверное, ей лучше, когда я несчастлива. Поскольку мама бросила пить, Клемпнер позволил ей опять вступить в партию. Теперь она — постоянно в разъездах, чему папа только рад.
В прошлом месяце какой-то еврей во Франции убил немецкого дипломата. Вся Германия пришла в ярость. По радио только о том и говорили, что евреи, как всегда, начинают строить козни, когда мы начинаем подниматься на ноги, Ганс утверждает, что евреи всегда действуют исподтишка. По радио сказали, что по всей стране сжигали синагоги и били витрины еврейских магазинов. Сотни евреев были убиты. Из-за разбитых стекол ту ночь назвали «хрустальной».
Министр просвещения говорит, что евреям придется самим возместить весь нанесенный им ущерб. Впрочем, некоторые из наших злятся на СС и CA за то, что они устроили на улицах такой беспорядок. Другие же говорят, что евреи сами виноваты в том, что дали радикалам повод к насилию.