Его синий твердый, даже жесткий взгляд не внушал ей успокоения. Но у Анджелины не было возможности задать вопрос, что именно он имеет в виду и собирается предпринять. К ним уже подходила Элен, делая шутливые замечания по поводу затянувшейся беседы и ревности, которую испытывают ее гости.
— Простите меня, мадам Делакруа, — сказал Рольф, поворачиваясь к ней и, предложив руку Анджелине, направился вместе с ней к хозяйке дома. — К сожалению, я не могу больше задерживаться у вас. Когда я прошлым вечером прибыл во Французскую дипломатическую миссию, там меня ждала груда корреспонденции, которая требовала моего незамедлительного внимания, но из-за отсутствия надежного адреса скапливалась в миссии. Теперь же я должен срочно разобрать свою почту.
— Это так огорчительно! — воскликнула Элен. — Мы рассчитывали на ваш более длительный визит.
— Возможно, мы скоро опять увидимся. Но обязанности представителя королевского дома многоплановы и настоятельны. Например, я должен представлять свою страну на официальных и дипломатических приемах в тех городах, где появляюсь даже с частными визитами. Я уже посетил власти вашего почтенного города и, таким образом, для меня начался неизбежный крут визитов и светских обязанностей. Поэтому я очень надеюсь, что вы примете приглашение на бал, который состоится через пару дней. Ваше присутствие там скрасит для меня время, проведенное в незнакомом обществе.
Тут же раздались радостные восклицания Элен и слова согласия из уст знатных леди. Подхваченный волной комплиментов в свой адрес и выражениями учтивой благодарности, принц покинул их.
Сразу же после его ухода разгорелось живейшее обсуждение всех достоинств Рольфа: его физической красоты, манеры держаться, ума, такта. Анджелина почти не принимала участия в этих излияниях восторга. Она была до такой степени погружена в себя, что на нее не произвели никакого впечатления даже лучистые улыбки старых леди, обращенные к ней, и Элен вынуждена была слегка подтолкнуть ее, чтобы вывести из задумчивости, когда пришло время попрощаться с гостьями.
Спустя три дня после описанных событий старая карета мадам де Бюи въехала на улицу, ведущую к дому Делакруа. Мать Клэр сильно сбавила в весе и ее исхудавшее лицо имело желтоватый болезненный оттенок. Но ее душевные страдания не оказали благотворного воздействия на ее нрав. Не желая тратить времени на ненужные формальности и даже не поблагодарив Элен за то, что та приютила ее племянницу, она забрала Анджелину и перевезла ее в дом у реки, где жила овдовевшая сестра тети Берты.
Это жилище было расположено над винной лавкой, которая принадлежала самой вдове и была отдана в аренду свободному негру. Маленькие комнаты были тесными, душными, пропахшими запахами вина и вечной сырости. Всего их насчитывалось пять; окна зала и спальной выходили на улицу, а на задний двор выходили окна столовой, еще одной спальной комнаты и комнатки, заставленной полками, которую использовали как кладовую для хранения продуктов питания и других припасов. Комнаты заднего фасада имели двери, выходившие на галерею, которая располагалась над маленьким двориком, единственной достопримечательностью этого скудного и скучного жилища. В глухой части галереи была устроена небольшая комнатка для женской прислуги. Но поскольку вдова больше не могла позволить себе роскошь иметь горничную, эту комнату предоставили Анджелине. Хотя мадам де Бюи взяла с собой в поездку Марию, она демонстративно предпочла делить с француженкой спальную комнату, а не с Анджелиной.
Впрочем это обстоятельство вполне устраивало саму Анджелину. Если тетя не прилагала никаких стараний быть хоть чуть-чуть более любезной с Элен Делакруа, то уж с Анджелиной она и подавно не церемонилась. Она так сурово относилась к племяннице, что та терялась в догадках, зачем тетя Берта вообще утомляла себя столь дальней поездкой. Анджелина с самого начала серьезно подумывала отказаться от переезда в дом вдовы, тем более, что та была расположена к девушке отнюдь не доброжелательно, но ей представлялось более невозможным злоупотреблять гостеприимством Элен Делакруа. Как только Андре узнал, что Рольф находится в городе, он сразу же начал настойчиво приставать к ней с мольбами, уговорами, упрашиваниями, требованиями, он буквально не давал Анджелине прохода, как будто надеялся, что его упорство сломит ее сопротивление.
Анджелина хотела на некоторое время расстаться с ним, чтобы принять окончательное решение. Она была благодарна мадам де Бюи — а, может быть, ей следовало благодарить Марию — за то, что в их дорожных сундуках была уложена одежда Анджелины, ее старые платья. Обретя, наконец, свой собственный гардероб, она решила вернуть новомодные наряды мадам Делакруа. Но мать Андре наотрез отказалась принять их назад. Она заявила, что платья отныне и навеки принадлежат ей, Анджелине, и под угрозой смертельной обиды заставила девушку оставить их себе.
Анджелина как раз вешала в старомодный ветхий шкаф один из подаренных нарядов — синее шелковое платье, когда в комнату вошла мадам де Бюи.
— Мне надо поговорить с тобой, — без предисловия сказала она.
— Да? Я слушаю, — Анджелина не прерывала своего занятия.
— Я хочу, чтобы ты знала: я приехала сюда в Новый Орлеан вовсе не из-за тебя. Я должна устроить одно дело, которое требует моего присутствия здесь. Но мне показалось, что будет лучше для всех, если я заберу тебя из дома Делакруа прежде, чем ты устроишь там очередной скандал. Андре и так достаточное время валял дурака из-за тебя, отправившись сломя голову в путь, как рыцарь, закованный в латы, ради твоего спасения.
— Уверена, принц Рольф целиком и полностью согласился бы с вашим мнением на этот счет.
— Я очень прошу тебя не произносить это имя в моем присутствии. Я питаю к нему крайнее отвращение и хочу забыть, что когда-то слышала его. То унижение, которому этот человек меня подверг, было для меня тяжелейшим испытанием и от него я уже не оправлюсь до конца своих дней; это саднящее пятно жесточайшего позора навсегда останется в моей душе. Все, что я требую от тебя — молчать. Молчать о нем и обо всем, что связано с ним. Молчание будет тебе карой. Ты не будешь выходить на улицу, не будешь принимать гостей, кто бы сюда ни явился, ты не будешь принимать приглашения. И еще одно жесткое требование к тебе — ты не покинешь эту комнату без моего особого разрешения. Считаю, тебе будет полезно иметь побольше свободного времени, чтобы подумать обо всем. Я советую тебе за эти дни принять единственно правильное решение — как можно быстрее постричься в монахини. Вот все, что я тебе хотела сказать.
Когда ее тетя уже повернулась, чтобы идти, Анджелина вдруг спросила:
— А ваш приезд в город связан с тем, что Клэр тоже, должно быть, находится здесь?
— Что? — тон мадам де Бюи был резким, но не удивленным.
— Вы ничего не спросили у меня о ней, даже не задали вопроса, жива она еще, или видела ли я ее?
— Что делает моя дочь, где она, что я знаю о ней, — все это тебя не касается. Ты для нас умерла, мы тебя вычеркнули из своей семьи. И будет хорошо, если ты это крепко запомнишь.
Анджелина вскинула бровь. Почему-то эти ледяные слова, которые бросила ей в лицо мадам де Бюи, совершенно не задели ее.
— Если вы намерены прервать родственные отношения, тогда вы должны отказаться от любой власти надо мной и не предъявлять мне никаких требований. Во всяком случае, вы никак не можете ожидать от меня, что я буду подчиняться каким-то вашим указаниям.
Мадам де Бюи резко повернулась к двери.
— Ну это мы еще посмотрим!
— Посмотрим! — согласилась Анджелина.
Тем не менее она не покидала своей комнаты в течение следующих нескольких дней. Какой смысл имело выходить из дому, когда ей некуда было идти. А в самом доме не с кем было поговорить и просто здесь не было никого, кто бы элементарно вежливо обходился с ней. Сестра тети Берты представляла собой несчастное создание, которое нищета ожесточила до такой степени, что в душе у нее не осталось ничего, кроме подлости и низости. Впервые в жизни видя Анджелину, она уже готова была принять на веру все, что ее сестра наговорила о своей племяннице, и изливала на ту свое презрение, подыгрывая богатой сестре и заискивая перед ней за то, что с приездом мадам де Бюи она стала лучше питаться и меньше работать по дому. Теперь все делала Мария. Она убирала, готовила еду на кухне, отдельно стоящей во дворе, стирала белье и ходила с корзинкой каждое утро на Французский рынок за покупками. Та же Мария приносила поднос с остатками еды в комнату Анджелины после того, как все поедят.