— У меня и в мыслях не было ничего подобного.
— Прекрасно. Будьте уверены, вам это все равно не удастся. Ваши глаза, Софи, всякий раз выдают вас, и меня будет чрезвычайно раздражать ложь в них. Вы меня хорошо поняли?
— Вполне, милорд.
— Тогда вернемся к моему вопросу. Мне кажется, я вас спросил: что-то не так? И вы сказали, что все хорошо. А ваши глаза — совершенно обратное.
Она теребила оторванную ленточку на сумочке.
— Я не имею права на собственные мысли, милорд?
Он сердито сдвинул брови:
— А у вас настолько личные мысли, что о них не должен знать муж?
— Нет. Я просто предположила, что вам не понравится, если я выскажу вслух свои мысли, поэтому и оставила их при себе.
Джулиан хотел разразиться гневной тирадой, но внезапно почувствовал любопытство:
— Я все же хотел бы узнать, если можно.
— Ну что ж, хорошо. Я попытаюсь логически поразмышлять, милорд. Вы проговорились, что занимались одним делом на минувшей неделе перед нашим браком, и я осмелилась предположить, какое дело вам следовало уладить.
— И к какому заключению вы пришли?
— Конечно, трудная задача — сообщить своей любовнице о предстоящей женитьбе. Но кто осудит бедную женщину? В конце концов, она выполняла обязанности жены, а теперь ей объявлено, что вы намерены передать ее «титул» другой претендентке. Кстати, весьма неопытной претендентке, смею заметить. Наверняка она устроила трагическую сцену, сильно огорчившую вас. Ну скажите, она актриса или балерина?
Джулиан едва не рассмеялся. Но он, как добропорядочный муж, подавил это желание.
— Вы превзошли самое себя, мадам, — процедил он сквозь зубы.
— Так вы же сами потребовали рассказать о моих мыслях? — Перо на шляпке заколыхалось. — Теперь вы согласны, что иногда мне лучше держать некоторые глубоко личные мысли при себе?
— В первую очередь, вы не должны размышлять на такие темы.
— Я совершенно уверена в вашей правоте, но, к несчастью, я не способна контролировать работу своего ума.
— Может быть, вас надо научить некоторым способам контроля? — предложил Джулиан.
— Сомневаюсь. — Софи вдруг улыбнулась, и так тепло и обворожительно, что Джулиан растерялся. — Скажите мне, — порывисто продолжала Софи, — я правильно отгадала?
— Дело, которое я улаживал перед отъездом из Лондона на прошлой неделе, не касается вас, мадам.
— А, теперь понятно. Я не имею права оставаться наедине со своими мыслями, а вы имеете на это все права. Вряд ли справедливо, милорд. В любом случае, если мои дурные мысли вас так волнуют, может, мне лучше держать их при себе?
Джулиан подался вперед и без лишних слов взял ее пальцами за подбородок. Он почувствовал, какая шелковистая и мягкая у нее кожа.
— Ты дразнишь меня, Софи?
Она не пыталась отстраниться.
— Признаюсь, да, милорд. Вы настолько высокомерны, что искушение слишком велико, и ему трудно противостоять.
— Да, я понимаю, что такое — испытывать непреодолимое искушение, ибо сам почти не в силах ему противостоять.
Джулиан придвинулся к ней ближе и обнял ее за тонкую талию. Потом поднял сильными уверенными руками и посадил к себе на колени. В его взгляде она прочла холодное удовлетворение, и ее глаза тревожно расширились.
— Рейвенвуд! — Она почти задохнулась от изумления.
— Итак, мы подошли еще к одному пункту в моем списке требований, который нуждается в уточнении, — пробормотал он. — Когда мне хочется вас поцеловать, будет лучше, если вы станете называть меня по имени. Почему бы вам не называть меня Джулианом? — И вдруг он почувствовал, как ее упругие крепкие ягодицы придавили его бедра, а складки юбок накрыли его бриджи.
Она уперлась руками ему в плечи.
— Неужели мне надо снова напоминать вам о данном слове чести, о том, что не… что вы не будете применять ко мне силу?
Софи дрожала. Он ощутил, как дрожь сотрясает ее тело, и это раздражало его.
— Не глупите, Софи. Я не собираюсь применять к вам насилие, как вы это называете. Я просто хочу вас поцеловать. Нет ничего предосудительного в поцелуях.
— Милорд, вы обещали!
Поддерживая ее одной рукой за затылок, он осторожно прильнул к ее устам. Ее губы раскрылись с новыми словами протеста, как только он их коснулся. Поэтому поцелуй сразу оказался более интимным, чем ожидал Джулиан, и внезапно его охватил огонь желания. Рот Софи был мягким, влажным и пряным.
Софи вздрогнула и тихо застонала, когда он сжал ее еще крепче. Она попыталась высвободиться, но он не отпускал, и она затихла в его объятиях.
Джулиан почувствовал ее осторожную податливость, и его поцелуй стал более страстным. Боже, как она была хороша! Он и не ожидал, что она окажется такой теплой и такой сладкой. В ней было достаточно женской силы, чтобы он мгновенно осознал в себе превосходящую силу мужчины, и эта мысль оказала на него удивительно возбуждающее действие. Он почти сразу почувствовал, как проснулась его плоть…
— А теперь назовите меня по имени, — тихо приказал он, не отрывая своих губ.
— Джулиан, — отозвалась она дрожащим голосом, но вполне отчетливо.
Он провел ладонью по ее руке и уткнулся головой в ее шею:
— Еще раз.
— Джулиан, прекратите, пожалуйста. Это слишком далеко заходит. Вы же дали мне слово.
— А разве я применяю насилие? — насмешливо спросил он и нежно поцеловал за ухом. Рука скользнула вниз по ее руке, к колену. Джулиану вдруг захотелось большего, чем просто раздвинуть ее колени, ему хотелось исследовать всю Софи. Если его там ожидает такой жар и сладость, как и во рту, он вполне бы удовлетворился выбором жены. — Софи, именно это вы называете насилием?
— Я не знаю.
Джулиан тихо рассмеялся — так жалобно и неуверенно прозвучал ее голос.
— Позвольте мне уверить вас, что мои действия не имеют ничего общего с насилием.