— Да, именно. Особенно после того, как вы достаточно ясно дали понять, что у меня слишком мало средств добиваться выполнения нашего соглашения. — Она высвободилась из его объятий и подошла к окну. — Вы были совершенно правы, милорд, утверждая, что у женщины очень мало прав в браке. Она может положиться только на слово чести мужа-джентльмена.
Новая волна неловкости и чувства вины накрыла его с головой. Но когда вынырнул из нее, он скорее предпочел бы оказаться перед лицом дьявола, чем перед Софи. По крайней мере он мог бы защищаться.
Его положение казалось невыносимым. Остается одно достойное решение, и следует выбрать именно его, даже если уверен, что этим все осложнится еще больше.
— А могла бы ты вновь поверить моему слову, если я соглашусь вернуться к трехмесячному сроку нашего договора? — глухо проговорил Джулиан.
Она быстро глянула на него через плечо:
— Да. Я могла бы вам поверить, если вы пообещаете не обольщать меня и не применять насилие.
— Я хотел тебя обольстить, это верно. Однако сегодня ночью я применил насилие. Совершенно справедливо, ты можешь теперь расширить границы своих требований. Ну что ж, Софи, я согласен. Хотя мой внутренний голос подсказывает, что этого не следует делать, я все-таки не в силах отказать тебе в праве настаивать на отсрочке.
Софи наклонила голову и сцепила перед собой пальцы:
— Благодарю вас, милорд.
— Не стоит благодарности. Поверь, я совершаю серьезную ошибку. Что-то здесь не так. — Он потряс головой, словно пытаясь восстановить в памяти прошлую ночь. Но перед ним словно возникла стена. Неужели он потерял голову? — Я даю тебе слово больше не пытаться обольстить тебя в течение действия нашего соглашения. Не говоря уже ни о каком насилии. — Он поколебался и протянул руку, чтобы привлечь ее к себе, но осмелился лишь прикоснуться к ней. — Пожалуйста, прости меня.
И Джулиан вышел из ее спальни, чувствуя, что вряд ли мог уронить себя в ее глазах больше, чем уже уронил в своих собственных.
Следующие два дня могли бы быть лучшими днями в жизни Софи. Наконец-то ее медовый месяц стал таким, каким она рисовала его в своих мечтах. Джулиан был добр, задумчив и бесконечно нежен. Он относился к ней, точно она была редким и бесценным произведением из фарфора. Молчаливая чувственная угроза, витавшая в атмосфере пролетевших дней, наконец исчезла.
Она не могла утверждать, что больше не видела желания во взгляде Джулиана, оно было, но тщательно скрывалось, и Софи больше не боялась, что пламя страсти вырвется из-под контроля. Наконец она получила ту передышку, которую хотела получить перед свадьбой.
Но вместо того чтобы успокоиться и наслаждаться жизнью, Софи чувствовала себя совершенно несчастной. Два дня она боролась с ощущением вины, пытаясь убедить себя, что поступила правильно, выбрав единственно верное в сложивших обстоятельствах решение. У нее так мало прав, что она вынуждена была использовать средства, оказавшиеся под рукой.
Но свойственная ей честность не позволяла успокоить себя подобными объяснениями. На третье утро после фиктивной брачной ночи она поняла, что ни дня больше не выдержит, не говоря уже о трех месяцах.
Никогда прежде Софи не чувствовала себя так скверно. Самобичевание Джулиана давило на нее тяжелым грузом, и она была не в силах его вынести. Совершенно очевидно, он ругал себя за то, чего не делал. Но поскольку он не совершил ничего дурного, Софи чувствовала себя намного хуже, чем если бы он действительно сделал что-то плохое.
Она допила чай, принесенный горничной, со стуком опустила чашку на блюдце и отбросила одеяло.
— Какой прекрасный день, мадам. Вы поедете кататься верхом после завтрака?
— Да, Мэри. И пожалуйста, пошли кого-нибудь спросить лорда Рейвенвуда, не присоединится ли он ко мне.
— О, разве можно сомневаться в том, что его светлость поедет с вами? — весело засмеялась Мэри. — Он примет любое ваше приглашение, он поспешит даже в Америку, если вы его попросите. Мы все просто не нарадуемся.
— А что особенное происходит?
— Мы видим, как он стелется перед вами, стараясь угодить… Никогда его таким не знали. Его светлость должны быть благодарны судьбе за то, что нашли себе такую жену, совсем не похожую на ту ведьму, на которой он был женат в первый раз.
— Мэри!
— Извините, мэм, но вы не хуже меня знаете… Это же не секрет. Она была просто ненормальная… Так коричневый или синий костюм для верховой езды, мадам?
— Новый коричневый, Мэри. И довольно о первой леди Рейвенвуд. — Софи сказала это с должной твердостью. Она ничего не хотела сегодня слышать о своей предшественнице. Вина, приносившая ей столько страданий, внушала опасения, что граф, узнав правду, решит, что она кое в чем похожа на его первую жену.
Часом позже Софи спустилась в холл, где ее уже ждал Джулиан. Он был одет в элегантный костюм для верховой езды: облегающие светлые бриджи, сапоги до колен, сюртук подчеркивали скрытую силу его тела.
Джулиан улыбнулся, увидев на лестнице Софи. В руке он держал маленькую корзинку.
— Я велел повару упаковать нам ленч в надежде, что мы поедем осмотреть руины старого замка на холме за рекой. Как вам мое предложение, дорогая? — С этими словами он подошел к Софи и подал ей руку.
— Вы очень внимательны, милорд, — застенчиво отозвалась Софи, стараясь удержать на лице улыбку. Его страстное желание угодить ей трогало и в то же время заставляло страдать еще сильнее.
— Может быть, ваша горничная поднимется наверх и выберет ваши любимые книга? Я выдержал бы любую, кроме Уоллстоункрафт. Я сам взял из своей библиотеки кое-что. Кто знает, если будет солнце, мы могли бы посидеть под деревьями, почитать.
Сердце Софи дрогнуло.
— Хорошо, милорд. — Но потом она вернулась к реальности. Вряд ли у него будет настроение сидеть и читать в тени под деревьями, после того как он услышит ужасную правду.
Джулиан вывел ее из дома под яркие лучи весеннего солнца. Две оседланные лошади ждали их — гнедой мерин и Ангел. Конюхи стояли рядом. Джулиан внимательно наблюдал за Софи и, обвив рукой ее талию, подсадил ее в седло. Его напряженное лицо расслабилось, когда он заметил, что она не вздрогнула от его прикосновения.
— Я очень рад, что вы решили сегодня покататься верхом, — сказал Джулиан, вскочив в седло и взявшись за поводья. — В последние два дня мне очень не хватало наших утренних прогулок. — Он бросил на нее быстрый взгляд. — Вы уверены, что хорошо себя чувствуете в седле?
Она покраснела и пустила своего мерина рысью.
— Вполне, Джулиан.
«До тех пор я буду вполне хорошо себя чувствовать, пока не найду мужества рассказать тебе правду, а потом мне будет очень плохо, — добавила она про себя и подумала:
— Не побьет ли он меня?»
Часом позже они остановились возле руин старого нормандского замка, некогда бывшего сторожевой крепостью над рекой. Джулиан спешился, подошел к мерину Софи. Он нежно помог жене спуститься на землю, а когда ее ноги коснулись почвы, он не сразу отнял руки.
— Что-то не так, милорд?
— Нет. — Он насмешливо улыбнулся. — Все хорошо.
Он убрал руку с ее талии и заботливо поправил плюмаж на ее маленькой бархатной шляпке, который, как всегда, был в беспорядке и свисал под привычным опасным углом.
Софи вздохнула:
— Да, постоянные недочеты в моем туалете были одной из причин, по которой я провалилась на брачном базаре в Лондоне. Как бы горничная ни старалась привести в порядок мои волосы и одежду, я всегда умудрялась появиться на балу или в театре в таком виде, будто по мне проехал экипаж. Наверное, я предпочла бы жить в более непритязательные времена, когда люди носили меньше одежды и ее не надо было содержать в таком порядке.
— Я ничего не имею против того, чтобы жить с тобой в наше время. — Улыбка Джулиана стала еще шире. В его освещенных солнцем зеленых глазах искрился смех. — И чем меньше на тебе одежды, тем лучше ты выглядишь.
Софи почувствовала, что снова краснеет, и, отшатнувшись от него, направилась к груде камней, оставшихся от старого замка. В другое время Софи нашла бы эти руины живописными. Сегодня же с трудом заставляла себя сосредоточиться на них.