— Боюсь, я потерял голову и забыл об осторожности, когда мы были близки.
Он ждал вспышки гнева, но хриплый от пролитых слез голос Оливии звучал безжизненно:
— Это не важно.
Недоуменно нахмурившись, Эрит вгляделся в ее лицо. Она и не думала лукавить.
— Я был беспечен, а ты не пользовалась своей мазью. Последствия могут быть ужасны.
Так ли уж ужасны? В душе Эрит в этом сомневался.
Боже, должно быть, он сошел с ума. Зачем сорокалетнему мужчине беременная любовница? Он и законным детям не сумел стать хорошим отцом.
— Не волнуйся, ребенка не будет, — с горечью произнесла куртизанка.
— Ты не можешь этого знать.
Закусив губу, Оливия попыталась вырваться.
— Я знаю. — В ее голосе появилась знакомая твердость, но следы слез на щеках напоминали о слабости. — Я не принесу тебе в подоле ублюдка через девять месяцев. Можешь спокойно уезжать.
Как ни печально, Эрит уже знал, что ему едва ли удастся спокойно уехать, оставит ли он Оливию беременной или нет.
За ее язвительностью и резкостью скрывалось страдание. Неизбывная печаль, далекая от горьких переживаний, которые доставил ей Эрит этой ночью. Горе, слишком глубокое для слез.
— Почему ты так уверена?
— Я просто знаю.
Потрясенный Эрит на мгновение замер. Он должен был догадаться намного раньше. В который раз эта женщина приводит его в замешательство, а всему виной его непонятливость.
— Лео твой единственный сын?
— Нет, мое потомство рассеяно повсюду, от севера до юга Британии, — с издевкой бросила Оливия. Она снова сделала попытку вырваться, но Эрит держал ее крепко.
— Расскажи мне о Лео.
— Иди к черту, Эрит! — Глаза ее гневно вспыхнули.
— Расскажи.
Губы Оливии сжались в скорбную линию, резче обозначились скулы, подбородок стал тверже. Удивительно, как ее черты, каждая из которых казалась почти мужской, складываясь вместе, создавали восхитительно женственное, полное очарования лицо.
Оливия заговорила быстро, с оттенком раздражения, словно терпение ее было на пределе.
— Я не слишком хорошо сложена для материнства.
Резким движением она вывернулась из рук Эрита и соскользнула с кровати. На этот раз граф не сделал попытки ее остановить. Он обдумывал, что могут значить ее слова. Оливия прошествовала к изящно инкрустированному гардеробу, ее спутанные волосы сверкающей гривой рассыпались по плечам. Она двигалась плавно, как горделивая молодая лошадка. Длинные ноги, прямая спина, непринужденная грация.
— Других беременностей не было?
— Почему ты никак не оставишь меня в покое?! — Гневным жестом Оливия распахнула дверцу шкафа. Выхватив алый шелковый халат, она накинула его на плечи, к огромному сожалению Эрита, и одним яростным движением завязала пояс на тонкой талии. Потом, рванув к себе другой халат, швырнула его графу. Халат упал на край кровати и соскользнул на пол.
Эрит удобнее устроился на подушках, губы его насмешливо изогнулись.
— Прикрыть меня не значит покончить с вопросами.
Глаза Оливии сердито сверкнули. Взгляд ее пробежался по лицу Эрита и остановился на обнаженной груди. Затем медленно двинулся вниз, туда, где восставший жезл обнаруживал явный интерес к ее персоне. Оливия резко выпрямилась, словно пробуждаясь ото сна.
— Прекрати выставлять себя напоказ. Ты перепугаешь горничных.
— Ты находишь мое тело привлекательным? — В голосе Эрита слышалось искреннее изумление и неподдельное любопытство.
— Боже, да ты тщеславный павлин, Эрит. — Гладкая оливковая кожа куртизанки покрылась румянцем, и на мгновение Оливия превратилась в юную девушку, застенчивую и ранимую. Такой она нравилась Эриту еще больше. У нее отняли невинность и радость жизни, но все же она нашла в себе мужество бороться.
Граф тихонько рассмеялся.
— Это означает «да».
Оливия бросила на него презрительный взгляд, хотя полные губы ее дрожали, сдерживая улыбку.
— Тебе нет нужды напрашиваться на комплименты.
— Я вымаливаю похвалу у тебя, Оливия. — Нагнувшись, Эрит подхватил с пола черный шелковый халат и набросил на плечи. Он нарочно оставил халат распахнутым, ему хотелось подразнить Оливию. Ведь ее нагота мучила его.
— Ну, хорошо, я нахожу твою внешность привлекательной. — Она говорила строго, точно аптекарь, отмеряющий целебный порошок в пузырек.
Эрит коротко хохотнул.
— Спасибо. — Он отважился протянуть руку к Оливии — даже этот невинный жест мог ее спугнуть.
Она посмотрела на его руку, потом перевела взгляд на лицо. В топазовых глазах ее застыла настороженность. Ей удалось подавить слезы, побороть приступ отчаяния, но Эрит знал: несмотря на колкий, язвительный тон, ее спокойствие хрупко, как раскаленное стекло.