Не отнимая руки от колена графа, куртизанка обогнула угол кровати. Ее восхитительный медовый аромат с ноткой дыма мешался с мускусным запахом мужского тела, доводя Эрита до головокружения. От взгляда Оливии, беззастенчиво разглядывавшей его наготу, графа бросило в холодный пот, хотя на холод жаловаться не приходилось. Эрит еще до возвращения хозяйки приказал разжечь огонь в камине, и в комнате было довольно тепло. Разгоряченная кровь бешено стучала у него в висках, тело пылало жаром.
Оливия нарисовала пальцем маленький кружок на его колене. Его жезл дернулся, когда Эрит представил себе, что рука медленно двинется вверх.
— Оливия, — проскрежетал он, отлично сознавая, что именно этого эффекта она и добивалась.
— Да? — отозвалась она безразличным тоном. — Хочешь, чтобы я тебя развязала?
— Да.
— Нет.
— Хорошо.
Словно в награду за этот ответ палец Оливии двинулся вверх по бедру Эрита. Всего один пальчик. Сердце Эрита замерло в предвкушении ласки.
Разумеется, Оливия знала, чего он хочет. Его губы горели, на скулах играли желваки.
«Оливия, пожалуйста…»
Куртизанка отняла руку и отступила на шаг.
— Если тебе что-нибудь понадобится, позови. Уверена, слуги тебя услышат. — Она немного помедлила. — Рано или поздно.
— Куда ты? — Эрит с отвращением услышал нотки мольбы в собственном голосе.
Оливия уже стояла возле двери в холл. Она оглянулась через плечо, на губах ее мелькнула насмешливая улыбка.
— Прощай, Эрит.
«Прощай? Что здесь происходит?»
— Черт побери, Оливия! — Эрит яростно рванул веревки, пробуя избавиться от пут; он прилагал куда больше силы, чем в первый раз, но шнуры выдержали. — Оливия! Что…
Куртизанка открыла дверь и выскользнула из комнаты, не сказав ни слова.
Глава 19
Эрит успел забыться беспокойным сном, когда дверь отворилась снова. С трудом, подняв тяжелые веки, он обвел мутным взглядом погруженную во мрак комнату. Должно быть, это служанка пришла, наконец, его освободить, решил он. Горечь и обида, бушевавшие в нем, притупились, сменившись безразличием и вялостью.
Огонь в камине догорел, остались лишь тлеющие угли; наступила глубокая ночь. Заведенные за голову руки причиняли Эриту неимоверные мучения. Он так давно лежал вытянувшись на спине, что одеревеневшие мышцы ныли от боли. Вдобавок он смертельно замерз.
После той ужасной минуты, когда Оливия внезапно ушла, граф еще долго яростно сражался с веревками, силясь вырваться, но лишь стер до крови запястья и растянул мышцы. Отчаянные попытки освободиться только туже затянули путы. Оливия не преувеличивала, хвастаясь, что связала его, как норовистое животное.
В конечном счете, рассудительность победила гнев. Бороться было бесполезно.
Надежда оказалась долговечнее злости. Эрит продолжал надеяться.
Но время мучительно тянулось, минуты сменялись часами, а Оливия все не возвращалась. Эрита начали одолевать сомнения. Наконец он понял то, о чем ему следовало догадаться намного раньше: он предоставил ей свободу. И, будучи умной женщиной, она ею воспользовалась.
Эрит мог бы позвать на помощь слуг, как насмешливо предложила ему куртизанка, однако гордость и упрямство заставили его хранить молчание. Да еще наивная надежда, что Оливия, возможно, вернется и найдет его терпеливо ожидающим.
«Господи, каким он был глупцом! Конечно, Оливия не вернется».
Эрит закрыл глаза, чувствуя, как все его существо заполняет отчаяние, словно ледяная река принимает его в свои мертвящие воды.
— Эрит?
Сердце его на мгновение замерло и тотчас бешено заколотилось. Может, он сошел с ума? Боже праведный, он думал, что никогда больше не услышит этот нежный голос.
Голова его дернулась, он подался вперед всем телом, забыв о связывавших его веревках.
Эрит недоверчиво прищурился. В полумраке комнаты его затуманенный взгляд различил Оливию.
Она прислонилась к закрытой двери. В отблесках тлеющих углей ее домашнее платье из красного шелка играло рубиновыми всполохами. Шелковистые волосы бронзовым водопадом рассыпались по плечам.
Кто знает, что она задумала? Но она была здесь. И это единственное, что имело значение.
В комнате повисла напряженная тишина.
— Ты пришла. — Хриплый голос графа напоминал воронье карканье: пересохшее горло саднило, словно пересыпанное песком, язык едва ворочался во рту. От радости и удивления у Эрита перехватило дыхание.
— Да.
— Я думал, ты меня бросила, — выдохнул он.