Сердито нахмурившись, Оливия принялась мерить шагами комнату под шелест черных шелковых юбок. Движение помогало ей сдерживаться: взвинченная до предела, она готова была взорваться.
— Прекрати, — выпалила она.
Эрит, стоявший у двери в задумчивой позе, удивленно вскинул брови.
— Прекратить что?
— Говорить подобные вещи. Бездушные распутники должны оставаться… бездушными распутниками.
Эрит не ответил. Оливия остановилась и, уперевшись плечом в столбик кровати, обхватила дрожащей рукой блестящее дерево. Она пыталась усмирить бушевавшую в ней ярость.
— Прошлой ночью… — Оливия осеклась. Говорить о событиях минувшей ночи не лучший способ укрепить оборону, с опозданием поняла она.
На краткий миг их взгляды скрестились. В потемневших глазах Эрита читалось волнение и решимость. Затем граф вздохнул и уткнулся взглядом в многоцветный персидский ковер на полу, словно искал там ответы на главные вопросы бытия.
Пальцы Оливии яростно сжали высокий столбик красного дерева.
— Мы заключили договор, что, проиграв, я публично признаю тебя своим хозяином.
— Нет. — Сверкнув глазами, Эрит рубанул рукой воздух. Впервые в его голосе послышалось раздражение. — Боже мой, я даже не помню условий этого проклятого пари. Сомневаюсь, что мы вообще обсуждали подробности. Мне решительно все равно. Но я никогда не требовал, чтобы ты опускалась на колени перед половиной Лондона, черт возьми. Ожерелья было достаточно. Более чем достаточно.
— Ты хотел видеть мое поражение, — упрямо возразила Оливия.
Весь день она ругала себя за то, что открылась мужчине, показав непозволительную слабость и уязвимость. Она хорошо знала мужчин с их себялюбием, заносчивостью и бездумной жестокостью. В сущности, Эрит ничем не отличался от этих самовлюбленных самцов. Он был одним из них.
Весь день, с самого утра, Оливия все больше ожесточалась против графа. А потом он явился, чтобы отвезти ее к Перри на прием. И она тотчас уступила его обаянию, не оказав и тени сопротивления.
— Дьявольщина, перестань говорить о поражении. Это не война между двумя феодальными державами. Это любовная связь, черт возьми. Я хотел, чтобы женщина, которую я желаю, желала меня. Хотел, чтобы ты признала, что между нами существует притяжение. Я старался доставить тебе наслаждение. Вот и все. Ничего показного, никакой игры на публику.
Выпустив столбик кровати, Оливия вновь принялась расхаживать по комнате: ей требовалось обдумать слова Эрита.
— А что это за чепуха насчет моей поездки в Вену? Ты сошел с ума?
— Мне кажется, это единственно верное решение. — Гнев Эрита утих так же быстро, как и вспыхнул. — Особенно после прошлой ночи.
Спокойствие Эрита только еще больше рассердило Оливию.
— Прошлая ночь ничего не значит! Мы заключили сделку, условия которой ты готов нарушить, потому что тебе так удобнее. Я согласилась стать твоей любовницей, пока ты не покинешь Англию. Вот о чем мы договорились, прежде чем погрязли в этой проклятой связи, от которой одни несчастья.
— Неправда. То, что случилось с нами, не несчастье. — Эрит оставался неподвижным, словно каменное изваяние. — Это чудо.
Недоброе предчувствие сдавило Оливии грудь. Дрожа, она остановилась в дальнем конце комнаты. Сердце ее бешено заколотилось, на затылке выступил холодный пот. По лицу Эрита скользнула тень:
— Все изменилось, когда я полюбил тебя.
Слова Эрита разбили гулкую напряженную тишину, словно хрупкое стекло разлетелось на множество осколков. Оливия вздрогнула как от удара. В одно мгновение с лица ее сошли все краски, теперь оно казалось высеченным из холодного мрамора.
— Нет… — в ужасе выдохнула она. — Нет, ты не можешь. Ты это не всерьез.
Ее испуг отозвался в груди Эрита жгучей болью. Признание далось ему с большим трудом.
Оливия отшатнулась и попятилась, как будто его любовь была заразной болезнью. Она остановилась, лишь уткнувшись спиной в стену. Ее раскрытые ладони беспомощно прижались к нарядным обоям в голубую и желтую полоску.
— Разумеется, я говорю серьезно, — тихо произнес Эрит, не желая пугать Оливию еще больше.
Она и так побелела от страха.
Чего еще он ожидал, черт возьми? Что гордая, самолюбивая Оливия радостно бросится в его объятия и скажет, что тоже любит его и хочет остаться с ним навсегда?
Только не в реальном мире.
Несмотря на все свои заверения, Эрит знал, что между ним и Оливией в действительности идет война. Он лишь открыл огонь, нанес первый удар по ее оборонительным рубежам. Нелепо ожидать, что Оливия тотчас поднимет белый флаг, потери пока не слишком велики.