– Леди Констанс Монтгомери?
Хотя он произнес ее имя с сильным акцентом, она поняла, что он имеет в виду именно ее. С упавшим сердцем Констанс неуклюже сделала реверанс. Снова заныла рана на голове – жена старосты лишь сегодня утром сняла с нее повязку.
– Добро пожаловать в Маримон. Вы поедете со мной!
Он не спрашивал, а приказывал. Констанс хватило времени только на то, чтобы быстро и сердечно попрощаться, чиновник же отвел Башира в сторону. Через несколько минут она схватила старосту за руки, постаралась как можно лучше выразить глубокую благодарность – и ей помогли подняться на судно.
Констанс сразу же прошла в каюту. Когда подняли парус, ее охватил беспричинный страх. Она понимала, что ведет себя глупо: море было гладким, как стекло, небо над головой голубое, без единого облачка, дул лишь легкий ветерок. И все же, стоило ей ступить босыми ногами на палубу и ощутить, как корабль слегка накренился, она покрылась липкой испариной. Она снова услышала грохот волн, треск мачт и крики пассажиров «Кента». К счастью, чиновник, который сопровождал ее, не докучал ей своим обществом – то ли из соображений приличия, то ли просто потому, что ее присутствие на борту его оскорбляло.
Когда они вошли в порт, солнце уже садилось. Констанс с трудом спустилась на берег и села в крытый паланкин, радуясь, что наконец очутилась на суше. Носильщики быстро понесли ее вперед. Она закрыла глаза и попыталась взять себя в руки. Наконец, носилки поставили на огромном закрытом дворе, освещенном светом тысячи свечей. Старик, который привез ее сюда, уже манил к себе. У нее не оставалось другого выхода: пришлось следовать за ним.
Она брела следом за чиновником по гладким, полированным мраморным полам по бесконечным коридорам. Констанс понимала, что выглядит не самым лучшим образом: кожа обгорела на солнце, рана на лбу напоминала клеймо, босые ноги и грубая бурая рубаха, такая широкая, что в ней уместились бы две такие девушки, как она.
Когда они подошли к внушительным двойным дверям, охраняемым огромным стражником с длинной саблей, Констанс вдруг осознала всю странность своего положения. Она оказалась в чужой стране, совершенно одна, и всецело должна полагаться на милость того, кто находится по ту сторону двери. Что с капитаном Коббом? Наверное, она – не единственная выжившая после крушения. Слишком ужасно думать о том, что шестьсот душ погибли, а она каким-то чудом спаслась. Интересно, кто ее примет? А вдруг гаремный евнух? Краска отхлынула у нее от лица.
Глава 2
Констанс очутилась в огромном помещении со сводчатым потолком, вниз свисали три внушительные мерцающие люстры. В дверях рядом с ней стояли на страже две одинаковые статуи – какие-то мифологические саблезубые звери семейства кошачьих, которые выглядели так, словно вот-вот набросятся и сожрут ее. Она содрогнулась.
В противоположном конце зала стоял человек; он смотрел в высокое окно, за которым сгущался мрак. Незнакомец был с головы до ног одет в белый шелк; его халат был расшит золотыми нитями. На обруче, удерживавшем его головной убор, сверкали бриллианты. Он был высокий и стройный, однако широкие плечи намекали на скрытую силу.
– Леди Констанс Монтгомери, – объявил чиновник с сильным акцентом и слегка подтолкнул ее в спину. – Его царственное высочество Кадар, наследный принц Маримона.
За ней с глухим стуком закрылись тяжелые деревянные двери. Принц развернулся, и сердце у Констанс екнуло, во рту пересохло, а мышцы внизу живота сжались в порыве желания, заставшего ее совершенно врасплох.
Правитель Маримона оказался молодым – на вид ему можно было дать не больше тридцати лет. Высокий лоб, длинное лицо, крупный нос. Суровое лицо нельзя было назвать красивым в обычном смысле слова. К тому же он стоял с неприступным выражением. Царственный наряд лишь подчеркивал его природную властность. Все указывало на то, что перед ней правитель: и его осанка, и надменный вид, но особенно выразительные глаза – миндалевидные, широко расставленные. Как и все мужчины в этой стране, правитель Маримона носил бороду, но его борода была очень короткой и напоминала слегка отросшую щетину. Она лишь подчеркивала гладкие скулы и чувственный изгиб губ. Констанс показалось, что она вся горит под грубой рубахой: ее обдало жаром. Такие губы просто греховны!