Он гладил ее по спине, чертил ленивые круги вокруг ямочек на ее ягодицах, вызывая дрожь возбуждения, но Жаклин пока удовлетворяли его объятия.
В теле чувствовалась приятная боль, словно каждый ее узелок был развязан, каждый загиб разглажен. Она была довольна, как никогда в жизни.
– Я вот думаю, – сказал Гейбриел, кладя руку на одну из ее грудей.
Тут не требовалось гадалки, чтобы предсказать направление его мыслей, но Жаклин посчитала себя обязанной спросить:
– О чем?
– О сокровище. – Он задумчиво теребил большим пальцем ее сосок. – Если оно существует, мы используем его в наших интересах.
– Разумеется. – Если он хочет заняться с ней любовью, теперь самое время. После этой ночи она уже не знала, как долго сможет вынести его тепло, прежде чем станет умолять. – Мы сможем использовать сокровище, чтобы увеличить поголовье скота и помочь вашим арендаторам лучше обустроить свои дома. И когда мы закончим, в вашем поместье не останется ни одной соломенной крыши.
– Это не со всем…
Думая о возможностях, которые предоставляло им спрятанное мифическое золото, Жаклин отодвинула на второй план свое растущее возбуждение.
– Мы сможем построить школу и новый лазарет. О, сколько всего могло бы сделать это сокровище.
– Я имел в виду нечто более личное. Мы оба знаем, что я должен жениться. И я хочу жениться на вас, Лин.
Он хотел ее! Пусть это и не признание в вечной любви, но сердце у нее подпрыгнуло от радости. Потом действительность вернула ее на землю, и она нахмурилась. Сокровище – досужая фантазия. Он сам так сказал. И кроме того, он просто не мог взять ее в жены.
– Вы обязаны жениться на богатой леди, А я только незаконнорожденная дочь куртизанки. – Она повернулась к нему спиной. – Если бы даже мы и нашли это сокровище, никакие деньги не сделают меня родовитой.
– Я не вижу, почему это должно иметь для вас значение. – Гейбриел провел рукой от ее плеча до талии, затем придвинулся к ней, по-хозяйски оставив ладонь на ее бедре.
– Поверьте, имеет, – ответила Жаклин, – В школе для леди из хороших семей директриса пыталась, насколько возможно, оградить меня от пренебрежения. Думаю, она даже пустила слух, что моя мать – вдова некоего знатного француза, которая после его смерти вернула себе английскую фамилию и затем тоже умерла. Но сплетни продолжались. И когда все девочки уезжали домой на Рождество, я оставалась в школе. – Гейбриел поцеловал ее в висок, и старая душевная боль немного утихла. – У Изабеллы для меня не было ни времени, ни места. Она редко приезжала в школу, и тогда директриса следила, чтобы она не попалась на глаза воспитанницам. Моя мать… очень заметная женщина.
– Вы говорите, что редко общались с ней, и тем не менее вы, кажется, хорошо ее знали. Может, лучше, чем я своего отца.
– Изабелла – большая любительница писать письма, – вздохнула Жаклин.
Когда в школу приходило очередное послание матери, Жаклин вызывали в кабинет директрисы. Там она читала письмо, затем передавала директрисе, и та в ее присутствии сжигала его. В отличие от других учениц Жаклин не разрешалось хранить письма, чтобы «менее чем полезная» корреспонденция ее матери не попала в руки учениц с «восприимчивым умом» и не развратила их «мирскими пороками». Возможно, немедленное уничтожение писем матери позволило Жаклин впитать и запомнить больше объяснений Изабеллы, чем она смогла бы, если бы ей позволили хранить их.
Но уничтожение посланий, наверное, было мудрым действием, особенно после того как Изабелла решила посвятить себя полному образованию дочери насчет того, что происходит между женщиной и мужчиной, с подробным изложением в нескольких письмах. У Жаклин горели уши, когда она под бдительным взглядом директрисы читала поучения женщины, которую можно было считать настоящим специалистом в этой области.
– Изабелла часто писала мне, – сказала Жаклин. – Она говорила, что ее дни посвящены корреспонденции, а ночи… другим занятиям.
Теперь Жаклин сама познакомилась с упомянутыми «другими занятиями». Она лучше понимала Изабеллу, но продолжала возмущаться, что та собственные желания ставила выше интересов своего ребенка.
Прижавшись к ней всем телом, Гейбриел прошептал:
– Наверняка есть способ заставить твоего отца жениться на твоей матери и признать тебя. Это закроет вопрос твоей законности для тех, кого она волнует.
Он говорил с неумышленной бессердечностью человека, имеющего законное происхождение.
– Во-первых, я не знаю, кто мой отец, – раздраженно сказала Жаклин, пытаясь игнорировать член, упиравшийся ей в зад. – Возможно, не знает и сама Изабелла. Во всяком случае, наверняка. Во-вторых, если даже она знает, кто это, он, без сомнения, женат. Не думаю, что мать когда-либо заводила неженатого любовника. В этом отношении Изабелла очень разборчива. Она всегда говорила, что женатые мужчины более щедры и менее сложны, что бы это ни значило.
– Тогда мы воспользуемся слухом о тайном сокровище, чтобы соблазнить какого-нибудь титулованного джентльмена жениться на ней и признать тебя. – Он поцеловал ее за ухом. – Бог знает сколько мужчин делали кое-что и похуже ради богатства.
– Даже мнимого? Кроме того, мы не можем позволить себе тратить деньги на поездку в Лондон. – Она с удивлением почувствовала, как он слегка напрягся. – Ведь нужно еще убедить Изабеллу согласиться на подобную авантюру.
– Почему? Разве большинство женщин не мечтают выйти замуж?
– Моя мать – не большинство женщин. Она считает, что брак есть клеймо женского рабства. Единственный способ, каким женщина может сохранить чувство собственного достоинства, – это принадлежать только себе.
– Да, оригинальный взгляд, – произнес Гейбриел. – Хотя, как я понимаю, она не отказывалась принимать от мужчин подарки.
– О нет. Это никогда не было предметом спора. «Бери деньги у мужчины, драгоценности, кареты, дом, если можешь с ним справиться, но только не бери его имя», – говорит она. – Жаклин вздохнула.
Гейбриел перестал дразнить ей грудь, только крепче обнял ее. Она была благодарна за молчаливое понимание.
– Если даже мать даст согласие, нам придется найти подходящего джентльмена, которого бы она приняла. И мы все равно ничего этим не добьемся, ведь сокровище просто миф. А при таком положении дел уже не имеет значения, признал меня отец или нет. – Ее голос упал до шепота. – Вы должны поскорее жениться.
– Только если мы остаемся вместе.
– Что? – Она перевернулась на спину, чтобы видеть его лицо.
– Пиратство открыло мне, что свет намного больше, чем я себе представлял. Можно уехать из Англии, поселиться где-нибудь еще, Лин. – Такая перспектива лишила ее дара речи. – Подумай, куда бы нам поехать. Некоторые из карибских островов невероятно красивы, зеленые и голубые камни, поднимающиеся из ярко-изумрудного моря, – задумчиво сказал он. – Там остались даже острова, где меня встретят радушно. А если островная жизнь тебе не по вкусу, можем отправиться в колонии.
– Не могу представить вас расчищающим участок в дикой местности, если наши собственные маленькие дикари уже победили вас здесь. – Она подавила смех, вспомнив, как девочки изображали американских туземцев.
– И не надо. Мы можем поселиться в Бостоне или Чарлстоне, – оживился Гейбриел. – Я все еще хороший моряк. Стану респектабельным и буду командовать законным кораблем.
– Из пиратов в честные купцы?
– Поверь, это более короткое расстояние, чем от пирата к титулованному джентльмену. Но чтобы ты была рядом, я даже вернусь к пиратству. – Гейбриел поцеловал ее в щеку.
Решив последовать Священному Писанию, она подставила ему и другую. Он исполнил ее желание, затем поцеловал одно и другое закрытое веко.
– По словам мистера Мериуэзера, это вообще нельзя считать жертвой. «Веселая жизнь и короткая», он ведь так описывает пиратство. Но пиратский корабль не место для ваших племянниц. Вы оставите их в каком-нибудь пансионе?