Никита торопливо умял второй бутерброд и усмехнулся – его предположения оправдались, расклад более чем ясен. Лев Аркадьевич Замятин приобрел эту халупу и устроил шоу с Иннокентием Васильевичем и хлебосольным ужином только ради того, чтобы указать непослушному сыну на его место. Возвращайся-ка ты, мальчик, в Лондон к прежней жизни, здесь тебе ловить нечего, здесь ты будешь один – без всякой помощи, здесь слишком много трудностей, с которыми ты не справишься. А если и справишься, то вряд ли сможешь расправить плечи, сможешь поддержать уровень «Пино Гроз». Москва стала другой, связей – ноль… Ужин по первому разряду – лишь издевка.
– Так вы на самолет когда? Ну, обратно-то… – вклинился в мысли Никиты Иннокентий Васильевич.
– Вопрос, как я понимаю, принадлежит моему отцу?
– Да, ваш батюшка попросил узнать. И что ему передать?
Никита поморщился, убрал со лба надоевшую длинную челку, разлил водку по стаканам и с улыбкой ответил:
– Передай ему, что я вернулся. Навсегда.
В комнате воцарилась короткая звенящая тишина, которую нарушил Иннокентий Васильевич. Подавшись вперед, он тихо, будто разговор могли подслушать недруги, прошептал:
– Это вы правильно, нечего за границей штаны протирать, я вас, Никита Львович, очень поддерживаю.
Никита еще раз улыбнулся («по крайней мере, одного союзника я уже нашел») и, отломив кусок от пирога, спросил:
– А парикмахерская поблизости есть?
«Что ж, отец, принимаю правила твоей игры. В Москве появится еще один ресторан «Пино Гроз», и никто никогда не скажет, что он хуже остальных».
Это самое трудное – не уронить планку. Никита мог разозлиться на отца, хлопнуть дверью и на собственные средства открыть ресторан с другим названием. Был бы у него собственный бизнес, и не зависел бы он ни от кого. Но он – Замятин, единственный сын известного ресторатора, и ответственность с себя он снимать не будет, да и не по-мужски отступать перед трудностями. «Пино Гроз» давно является весомой частью и его жизни, а значит…
– Парикмахерских у нас навалом! – бодро ответил Иннокентий Васильевич, наклонился под стол и неизвестно из каких закромов достал белую карточку. – Вот, это ваш батюшка просил передать… ну, если вы остаетесь.
Никита взял карточку, которая оказалась пригласительным билетом на открытие Школы виски, и кивнул. Понятно, это первая и последняя помощь отца. Презентации, вечера, фуршеты – хорошая возможность завести нужные знакомства, – а дальше придется крутиться самому.
– За успех и победу! – прищурившись, произнес тост Никита.
– Ага, – поддержал Иннокентий Васильевич.
* * *Нет, не выйдет она замуж. Никита в Лондоне, а она в Москве. Маша сморщила нос, посмотрела на часы, пощелкала кнопками телевизионного пульта, оставила музыкальный канал и плюхнулась в кресло. Какая же она была дура в девятнадцать лет! Какая же дура!
Ей всегда нравились решительные мужчины. А еще собранные, лощеные, чуть холодные – похожие на актеров-моделей из рекламы геля для бритья или из рекламы мобильных телефонов. Матвей был именно таким – подружки ахали. А Никита… мало того, что он слишком уж рьяно за ней ухаживал, мало того, что в двадцать лет выглядел как шпана, так он еще и совершал поступки, которые в принципе не могли нравиться нормальной девушке. А она именно нормальная!
Ну кто захочет тащиться в субботу в семь утра на вокзал, чтобы уехать черт-те куда только ради завтрака на природе? Пусть даже и вкусного завтрака с пышными булочками, блинчиками, медом и вареньем. Глупо. Он старался, но ей-то хотелось поспать. Он заводной, а она немного ленива.
Или лошадь. Однажды он приехал на лошади к стенам ее института. Однокурсницы визжали от восторга. Первые пять минут Маша гордо оглядывалась по сторонам («Да, это мой поклонник, замучил уже своей любовью»), но потом гнедая лошадка сделала свое черное дело – наложила огромную кучу рядом с любимой клумбой декана факультета экономики. И этот самый декан, распахнув окно, тут же заставил Никиту убирать «конячье дерьмо» (именно так выразился многоуважаемый доктор экономических наук). И Машин рыцарь спрыгнул на землю, раздобыл у уборщицы нехитрый инвентарь и принялся сгребать бурую кучу картонкой на совок. Лошадь ржала, однокурсницы визжали, а Маше ничего не оставалось, как только морщить нос и вздыхать – в таких представлениях она участвовать не собиралась.
Или взять знакомство с ее родителями. Никита ел, пил, играл на гитаре, танцевал твист с ее подагрической бабушкой Ириной Станиславовной, спрашивал у главы семьи, сколько тот хочет внуков, и обсуждал с маман животрепещущую тему: должен ли муж присутствовать при родах. Никита обязательно собирался присутствовать и планировал это делать не менее пяти раз. Странно, но и родителям, и бабушке он понравился.