Сразу, как эта никчемная дикарка снова начнет выть от боли, ты должен передать в нее как можно больше Ци Богини Чанъэ. Приготовь отвар из стеблей тысячелистника. Его ты должен залить ей в глотку аккурат перед вливанием лунной энергии. Можешь просто вылить на тело, если не получится так.
Затем твой лаоши позовет меня и я приду. Будь осторожен, не прикасайся к элами руками, как ты делал сегодня. Может остаться неприятное проклятие. Другие смертные тени будут мне мешать. Любое существо стремится к выживанию, даже такое ущербное. Неприятно. Впрочем, я легко их подавлю. Хватит даже того объема, который ты передал мне сегодня. Среди них нет ни одного практика выше ранга Закалки Тела. Но завтра дай больше. Столько, сколько сможешь и даже сверх этого. Ты все запомнил, практик?
— Да. Время — незадолго до захода солнца. Сказать Чжэню лао сянь-шену, приготовить отвар из стеблей, влить его, а затем Ци Богини. Оставить обоих гунцзы наедине.
— Догадлив, как я и говорил. Хорошо. Не стоит знать тайны, которые ты не можешь выдержать. Теперь последнее: я запрещаю тебе распространяться о том, кого ты видел и какие приказы получил. Храни этот секрет от каждого. Это важно! Поклянись мне, последователь лунной Богини, именем своей покровительницы, что не выдашь его!
— Но как же люди вокруг, Лань лао сянь-шен? — Тихо возразил Саргон, а затем осекся. За все время разговора он не услышал ни единого звука, не почуял ни одного движения. Лишь силуэт практика поверх мертвого тела смазывался и рябил, как помехи в телевизоре.
— Никто не знает. Никто ничего не видел и не слышал, даже элами. Я остановил Ци вокруг, закольцевал момент. Бесполезно в бою, зато в подобных ситуациях… Как горько: эта техника так и не удалась мне при жизни, зато без особого труда воплотилась в посмертии. Слишком мало Ци, зато какой потрясающий контроль. Я словно плаваю в теплых волнах и море грозит унести меня туда, где нет холода. На счастливый Запад…
— Кхм. Гунцзы!
— Теперь я понимаю голодных духов. Их желание хоть немного ощутить через Ци своих жертв это божественное дуновение. Понимаю, но никогда не приму такой уродливой формы жизни. Насчет своего положения думай сам. Как только я вернусь к существованию бездумной души По, труп упадет обратно. Можешь говорить что угодно, кроме правды. Элами просто прикажи молчать весь следующий день. Она не слышала ничего, однако нельзя недооценивать интуицию дикарей.
Можешь бросить ее внутрь того штабеля с трупами, тогда существо точно никому не раскроет секрет. Впрочем, она знает лишь мою личность и мою способность к воплощению, не более. Избавиться от моей тени без другого практика не выйдет. На всякий случай не подпускай к ней никаких культиваторов, даже слабосилков с ранга Сборщика Ци. А теперь поклянись именем Богини Чанъэ.
— Этот слабый практик клянется именем своей покровительницы, что не станет выдавать услышанную тайну никому, кроме осененных благословением моей Богини.
— Приемлемо. Чжэнь тоже несет в себе крохи ее расположения, пусть и пренебрегает своими обязанностями. Помни, твое положение, твоя награда, а также жизни обитателей Форта зависят от успеха завтрашнего ритуала. Будь усерден и настойчив, смерд, тогда тебе воздастся…
Саргон моргнул, и время продолжило свой бег. Закашлялась Айра, завертела головой из стороны в сторону, будто проверяла, не вернется ли боль. Рухнуло на пол мертвое тело — невольный проводник воли погибшего культиватора. Что-то закричал на заднем плане десятник, отрывисто, паникующе задышал Камей. Он кое-как взял себя в руки, однако его шалые глаза не отрывались от распростертого перед попаданцем трупа.
Следующие пару минут никто ничего не говорил. Люди молчали, подавленно, заинтригованно или же обессиленно. Каждый таил себе настоящий ворох самых разных мыслей. Каждый задавался вопросом, что здесь произошло и что теперь делать. Каждый носил в себе чувство вины за собственные действия или бездействия.
Наступившую тишину прерывали лишь ставшие привычными хрипы да сипения трупов. В морозном воздухе звуки от них звенели, искажали пространство. Вот только, странное дело, больше не казались пугающими ни Саргону, ни даже Камею.
Тот понемногу успокаивался, начал лениво перевязывать поврежденное собственным ножом предплечье. При этом бывший бандит не отрывал подозрительного взгляда от тел хорнов, которые и издавали большинство хрипов. Однако, с каждой секундой его подозрительность становилась все меньше и меньше, пока не исчезла совсем.