— Слушайте, так может научим его парочке вещей? Кто знает, может через месяц другой он сможет стать практиком и помогать нам на волнах? — Предложил Саргон.
Это высказывание вызвало целый взрыв эмоций. Негодование, удивление, шок на лицах рабов. Каждый начал галдеть, пытался высказаться, возразить или выразить сомнение. Камей и вовсе начал орать что-то невразумительное, где главным тоном прослеживалось нечто вроде зависти и ревности. Все же прорыв на уровень культивации считался среди новобранцев чем-то сродни Божественного откровения, невероятной удачи, которая доступна лишь избранным.
Утилитарный подход Саргона был чужд местным до такой степени, что даже элементарные вещи, вроде текущей внутри Ци, рассматривались с каких угодно точек зрения, кроме утилитарных. Родословная, метка судьбы, удача, гениальность и талант. Все, что угодно кроме, собственно, научного подхода. К тому же попаданец сильно недооценил свой авторитет: если уж он сказал, что у раба есть шанс прорваться через какой-то срок, то так оно и есть. И это вызвало сильную зависть у остальных.
Зависть с примесью обиды. Причем, больше всего огорчились от его слов почему-то Камей, Акургаль и Юлвей. Юншэн, как обычно, проигнорировал все, что к нему не относилось. Зато Айра чуть не заплакала. Событие из ряда вон, при ее сдержанности.
"Сто ведер воды и все рельсы РЖД на этих обиженок! Как дети малые. В чем проблема-то?", — Возопил про себя Саргон, а потом вдруг как ПОНЯЛ.
— Так, стоп… ЗАТКНУЛИСЬ ВСЕ!
Все заткнулись.
— Я сказал про его потенциал только из-за возможной поддержки нашего отряда. У вас, yo-moyo, он тоже есть и побольше! Какого Митры, Юлвей, да ты прорвешься на первой же сложной волне, это же очевидно!
— Правда? — Маска аристократа треснула. Теперь мечник выглядел так, словно Новый Год наступил на одиннадцать месяцев раньше, а его семья уже настругала салатов и включила "Иронию Судьбы". Он расцвел, как конопля на пустыре, улыбнулся широко и немного пьяно.
"М-да. Я как-то подзабыл, что для местных ранг культиватора это не просто ступенька, а настоящая Веха. Ну ёперный театр, какие здесь все ранимые. Почти как англичане в англо-бурской. Придется теперь каждому расписывать, какой он сладкий пирожочек. Еще и Айра, блин, как-то совсем расклеилась. И поговорить нельзя. Ладно, потом найду время".
— У вас у каждого УЖЕ есть потенциал и все возможности. Сами не заметили, что ли? Да этот mudak Цзяо один вытягивает меньше, чем любой из вас! Какой еще отряд может похвастаться столькими навыками. Причем вы все, ПОДЧЕРКИВАЮ, все так или иначе используете Ци. Осталось закрепить успех! Будет сложно! — Прервал Саргон неуместные восторги.
Слишком сильно верить в себя тоже глупо. Расслабятся и будут ждать небесных кренделей, пока Ксин или Акургаль не выпишут им собственные.
— Ты… Ты готов нам помочь, Саргон? То есть… Эти старательные новобранцы просят Старшего о помощи! — Вдруг разродился Камей. Однако никто его реплике не удивился. Наоборот, все, абсолютно все склонили головы. Даже Акургаль.
— Да. Готов, — Вздохнул попаданец. Пути назад не осталось, отвертеться не получиться. Впрочем, он не одобрял стремления местных к постоянной и бессмысленной секретности. Уж помочь своим соратникам стать сильнее, чтобы потом они прикрыли ему спину — весьма рациональное и взвешенное решение.
— У вас все получится, я верю. Терпение и труд все перетрут! — Пафосно провозгласил он.
На этом все обиды более-менее рассосались и разговор удалось вернуть в мирное русло. Еще несколько брошенных фраз, похвала Ма и Уру, похлопывание по плечу Каня и вот, они уже всерьез рассматривают рыжего в качестве еще одной боевой единицы.
— Удачно, что следующая волна будет первой в этом месяце, — Задумчиво протянул десятник, — Там его можно будет безопасно натаскать. А раб… Что раб? Если не сдохнет, то сможет получить свободу. Знаю я этих, из граничников. Упертый люд. Их держать в неволе накладнее! Ты же хочешь…
— Хочу, добрый господин! То есть, этот недостойный раб сделает все, что от него требуют Старшие! — Паренек буквально горел решимостью, восторгом и благодарностью к людям.
Саргон улыбнулся, глядя на такую незамутненную искренность. Ему нравились прямые, верные и бесхитростные люди. Жаль, что в этом мире таких мало. А те, что есть — больше походят на Юншэна. Там и искренности, и прямоты хоть отбавляй.
"Широк человек, слишком даже широк, я бы сузил", — Вспомнил он слова Карамазова, — "А нашего фармацевта не только сузить, но и укоротить пора. А то он своими действиями подведет нас под монастырь. И укоротят уже весь отряд. Возможно, что и на голову".