– Это что? – промямлил он, тыкая в зеркальную стену. – Это камеры для допросов, да?
– И для содержания, – кивнул Лян.
– Что? – переспросил Струев. – Для содержания? Но… О, боже правый!.. Там хьюмены.
– Да. Но не только, – Лян достал из кармана коммуникатор, пристроил его на ухо, потом вытащил из другого кармана прямоугольный тонкий пульт.
– Постой, – остановил его Струев, – что ты собрался делать, а? Подключить меня к допросам? Ты продержал меня под стражей почти два года, чтобы вытащить в комнату для допросов, когда сам зашел в тупик?
Лян не отвечал. Он заложил руки за спину и молчал.
– Нет, – тряхнул головой Струев, – не то. Я ведь сам учил тебя. Я знаю тебя как облупленного. Ни в какой тупик ты не зашел. Так-так… Ты хочешь, чтобы я поверил в совпадения? Ты хочешь сказать, что мое внезапное желание написать тебе и задержание кого-то из тех, кто находится в этих камерах, совпали с точностью до дня или…
Струев запнулся, Лян повернул в его сторону голову и проговорил:
– Ну, учитель?
– Боже!.. – Струев сжал кулаки и на секунду закрыл глаза. – У них ребенок…
– И уже вполне взрослый.
– Только не говори, что женского пола…
– К сожалению, женского.
– И ты…
– На кого я больше похож, – у Ляна дернулись самые уголки губ, – на сволочь или на очень большую сволочь?
– Хуже, – отозвался Струев, – ты похож на Старшего Советника, и поэтому ее здесь нет. Ее оберегали хьюмены, причем, учитывая сложившиеся обстоятельства, ее с высокой степенью вероятности должны были оберегать вместе с очень важными хьюменами. Тебе оставалось только выяснить, где. А это было просто. Надо было только проследить все действия и перемещения Филипповой во время ее отсутствия в десятом-одиннадцатом году. Девушка находилась в России до двадцать четвертого года, поскольку у хьюменов не было оснований сомневаться в своем успехе…
– Здесь есть кое-кто, – перебил Лян, – кто думает иначе. Однако, продолжай.
– После двадцать четвертого года гораздо безопаснее было присоединиться к ней, чем тащить ее из страны. И ты сцапал там всех или почти всех. Девушка же не интернирована, не… как это там бишь?.. изолирована. Она живет под крепким надзором. Она не инициирована, иначе бы ты держал ее здесь или где-нибудь в подобном месте. Она наживка, не правда ли?
– Чтобы поймать кого, Иван?
– Больше хьюменов, Лянушка. Ты меня за ребенка держишь?!
– Иван, она больше не приманка. Она ходячая бомба. Неужели ты думаешь, что они это не чувствуют? Захватывать ее бесполезно. В качестве приманки нам она тоже ни к чему. Хьюменов сейчас обнаруживать все легче и легче, во всяком случае, тех, кто окончательно не лег на дно. И она свободный подданный нашей страны, она ничего не совершила и не представляет прямой опасности…
– После того, как стала бомбой?
– В том числе после этого.
– Почему в таком случае я уже не Советник и изолирован?
– Ты – другое дело. Во-первых, ты был Советником и знал, на что шел. Во-вторых, ты сам понимаешь, что тогда ты был непредсказуем. Ты владеешь НЛП чуть ли не лучше всех в стране. Ты со своим апломбом и независимостью в новой ситуации… А, ладно… Если хочешь знать, я голосовал против.
– Мне плевать! – махнул рукой Струев. – Прежде чем ты начнешь свое шоу, скажи мне, на кой ляд я тебе все-таки понадобился?
– Твоя версия произошедшего, – ответил Лян, – самая безумная из всех, которые мог бы придумать параноик под воздействием сильного галлюциногена. Однако стоит признать, что она, по всей видимости, близка к действительности. Меня не оставляет один вопрос: как хьюмены могли знать о том, что началось в 2024 году, задолго до того, как это случилось?
– На то они и хьюмены, – улыбнулся Струев, – следующая ступень эволюции, как сами они утверждают. Ты вытащил меня не для того, чтобы задать этот дурацкий вопрос, Лянушка. Ты не Данила, чтобы мучиться псевдовопросом про столбовую дорогу цивилизации и не наш милый прорицатель Тродат, будущее – не твоя тема. Чего же ты хочешь от меня? Ладно, начинай свое шоу.
Лян пожал плечами и нажал на одну из кнопок на пульте. Прямоугольник в зеркальной стене напротив них стал прозрачным. За стеклом была камера, совершенно без мебели. В дальнем углу камеры стоял пожилой мужчина невысокого роста. Полностью седой, с довольно длинной бородой, он был одет в какую-то очень простую светлую одежду и был бос.
– Ну чисто столпник, – фыркнул Струев. – Кто это?
– Ведьмак, – ответил Лян, – один из немногих лидеров-мужчин среди них. Афины, Симферополь, Ростов-на-Дону и Самара – дело рук его группы. – Лян нажал на еще одну кнопку, и соседний фрагмент зеркальной стены стал тоже прозрачным – а как тебе это?
В соседней камере была женщина. Молодая и красивая, с распущенными рыжими волосами, одетая в джинсовый костюм. Она сидела на полу, скрестив ноги, обутые в теннисные туфли. Струев только сейчас обратил внимание на то, что полы в камерах мягкие.
– Мне это что-то напоминает, – сказал он, указывая пальцем на женщину.
– Это только на первый взгляд, – отозвался Лян. – Эта ведьма – самая опасная из всех, что нам удалось захватить или уничтожить. Но проблема не в этом. Никто до сих пор не смог связно объяснить, что ими движет и почему целые области и страны попадают под их власть, почему там сразу все или почти все становятся ведьмами. Никаких генетических изменений, никаких следов воздействия или контроля. Это обычные люди, не находящиеся под ментальным воздействием.
– Все ведьмы обычны?
– Мы не можем точно сказать, но это весьма вероятно. Это совсем не то, что хьюмены.
– Эти ведьмы, они ведь владеют НЛП, насколько я понял.
– Верно, но далеко не все. О потерянных областях известно очень мало, но мы знаем, что для обращения людей НЛП если и используется, то очень в небольших масштабах.
– Что же тогда? Магия, что ли?
– Ты улыбаешься, я вижу… А что такое магия, Иван?
– Только не говори, что это то, чего мы не знаем, – фыркнул Струев.
– Но мы не знаем, что не так в этих женщинах и мужчинах, Иван…
– Ладно… Обратное обращение происходит?
– Да, но у нас мало статистики. Когда мы превратили Самару в руины, сопротивление вошедшим в город войскам оказывали только те ведьмы, которые в нее пришли за месяц до этого. Остальное уцелевшее население забилось по углам и впоследствии раскаивалось во всем содеянном.
– Снова надели нательные кресты и встали в очередь на исповедь?
– Что-то вроде того.
– Как вы вообще различаете, кто ведьма, а кто нет?
– Тебе наглядно продемонстрировать? – спросил Лян, поднимая пульт.
– Избавь, – Струев махнул рукой. – Стало быть, никакой теории нет, нет никакой даже гипотезы. Это такое помешательство, какое не в силах остановить даже хьюмены. Похоже, что в этом все дело…
– Иван, я прошу тебя, договаривай.
– Лянушка, разве по мне не видно, что я сама лояльность? Я давно уже все договорил. Остальное скажут они сами. Но зачем ты держишь их здесь? Не всю информацию вытряс?
– У ведьм сильная воля, но ты же знаешь, что мы пока не обнаружили ни одного живого существа, которое смогло бы перенести правильно организованные пытки. А интуиция у них развита не меньше. Забавно, что пытки запрещала в свое время именно женевская конвенция… Одним словом, они рассказали все, что знали, в том числе и под воздействием гипноза, химии и всего прочего. Камеры пора очищать.
Лян еще раз воспользовался пультом, и камеры скрылись за зеркальной поверхностью. Он пошел вдоль помещения, и Струев последовал за ним. Потом Лян остановился и нажал кнопку на пульте, делая прозрачной стену очередной камеры.
– Боже, что это? – Струев даже сделал шаг по направлению к стене.
Посреди камеры словно вертелась воронка смерча какого-то непонятного сизо-коричневого цвета.
– Это энергетический кокон, – пояснил Лян, – такой кокон самые сильные и старые хьюмены могут образовывать вокруг себя, чтобы защититься от внешнего воздействия и для восстановления сил. Смотри.