— Зенки потерял, что творишь! Я вот тебя! — погрозил князь.
— Не гневайтесь, господа хорошие, — пробовал тот объясниться.
Но на него тут же накинулись с руганью.
— Езжай, давай, чего встал?
— Так ведь, барин, дорога завалена. — Указал на валявшееся поперёк дерево с торчащими в разные стороны мохнатыми лапами мужик. — Завал ведь вот.
— Как завалена, чем? — спросил князь голосом, который как-то вдруг застрял у него в горле.
— Деревом, так сами посмотрите. — С отчаянием огрызнулся возница. — Сосна, ни черта не видно за ней, барин.
— Чего ж ты, каналья, сидишь кулём. Вот дурак, иди и посмотри…. Экий ты какай, братец, трус.
Пока не показывающие тревоги мужчины, выйдя из кареты и тихо переговариваясь, подошли к завалу, возница соскочив с козел попробовав обойти преграду с другой стороны, нырнул в лес, и хорошо разглядев сруб, заорал не благим матом.
— Засада, сударь, засада! — Долго кричать не дали, он тут же упал, получив тесаком по голове.
Но и это предупреждение было опоздавшим, сбоку что-то мелькнуло. Разве разобрать в сумерках — лес, он и есть лес: зверь, аль человек. Затем пронзительный свист разорвал тишину и выскочившие человек пять заросших, в рванье, страшных на вид мужиков с кистенями и ножами, повалили их на замёрзшую землю. — Ого-го-го! — неслось на весь лес. Не понять толи звали своих, толи орали от азарта. От крика ржали вздыбясь лошади. Они мучались ни в силах двинуться ни в перёд, ни назад. Мужчины отбивались, но безуспешно. На них навалились и рвали плащи и камзолы. Били жестоко и озлоблено. Подвела, как всегда беспечность, пистолеты остались в карете. Таня тоже не успела ими воспользоваться, в карету сунул нос молодой грязный мужик и, ухмыляясь, принялся тянуть с неё драгоценности, но этого ему показалось мало и он, вытащив Таню из кареты, попытался тут же изнасиловать. Она отбивалась крича: — «Негодяи, что это вам пришло в голову!» А мужик знай себе гадко лыбится. Но налетевший неизвестно откуда пёс, перегрызя ему горло, метнулся на помощь отбивающимся мужчинам. Таня, растирая слёзы по грязным щекам и отплёвываясь от мусолившей её противной рожи, ринулась в карету за спрятанными под лавками пистолетами. Когда она выбралась обратно, доберман завалил уже двух и снимал с плеч Николая Антоновича, вцепившись в спину зубами, третьего. Огромного детину с короткими руками. Трясясь от страха она нашла в себе силы подойдя к ним и, приставив дуло мужику в бок, выстрелить. Пёс отскочил и перехватил руку с занесённым над ней топором бородатого мужика с наглыми блестящими глазами. Минуты боя и всё стихло. Пёс, как пришёл неожиданно, так и ушёл в никуда. Но у неё появилась кое-какая надежда, Таня теперь знала, что Серж рядом и он не допустит её отъезда. Планам папеньки не суждено сбыться. Страшная усталость с утра поселившегося в ней напряжения и вот этого дорожного происшествия, враз сковала члены, и она опустилась на сухую подмороженную траву. Луна равнодушно и величаво посматривала на неё со своего царского престола. Отец, качаясь с плавающими перед глазами жёлтыми кругами, с нескрываемым страхом глянул на неё. «Папа, родненький, со мной порядок», — поспешила успокоить его она. Подобрав раненого возницу и оттащив на обочину дерево, тем самым, расчистив дорогу, позволяющую дальнейшее продвижение, карета, управляемая золотопромышленником двинулась дальше до ближайшей станции. А над местом схватки остались кружить тревожно в выси встревоженные птицы. Гнали, гнали… Наконец, деревья поредели и расступились, словно убежали от дороги и колеи врассыпную. Все перевели дух, как будто лёгким легче стало дышать. Таня, напуганная происшедшим на дороге, почти умирая со страха, рада была даже разносившемуся топоту копыт. Хотя с другой стороны сердце, может, замирало совсем не от страха за себя, а от того, что Серж шёл рядом и подвергался из-за глупости папа сам смертельной опасности.