Покончив с разборкой привезённых сундуков, Таня заглянула полюбоваться на себя в зеркало. Хотя не было сомнений в том, что она красавица, всё же проверить никогда не мешает. Улыбнувшись своему чудному отражению с большими выразительными глазами, аккуратненьким носиком, нежно очерченными губками и поправив локоны, вышла в сад. «Какой прелестный сад, а сколько в нём скульптуры мраморной, да и деревянная не дурна. Опять же цветники выше всяких похвал. Интересно, кто же всем этим хозяйством занимается?» Выяснилось, что Митрич. Всю жизнь этого крепостного мастерового мужика звали Митькой и только под старость за его мастерство, народ нарёк уважительно Митричем. Он был человеком верным, всю жизнь при поместье, жил себе тихо, сооружая в саду и парке экзотические арки, беседки, вырубал из камня столы и скамьи, мостил дорожки. Разрабатывал и строил беседки сам, без заморских зодчих, а так же сажал дивные цветущие кусты и заморские деревья. Укрывая и возясь с ними потом всю зиму. А ещё Митрич любитель был заниматься деревянной скульптурой, выстругивая и вытёсывая различные, замысловатые фигурки из дерева. Около старого мастера всегда крутились заинтересованные дворовые ребятишки. Митрич не гнал детишек, терпеливо втолковывая азы своего мастерства в детские головы. Таня наблюдала издалека за таким необычным процессом. Добром и терпением светились его глаза. Особенно распирало его идеями после того, как князь свозил его с собой в Европу. «Мы можем иметь у себя тоже и даже лучше», — изрёк по приезду домой ни сколько не обескураженный величием тех парков Митрич и с азартом принялся за дело. Князь не мешал, полагаясь полностью на его вкус.
Неделю Таня повалялась с книгой, радуясь свободе и бесконтрольности. Только тихая и покойная жизнь, которой так обрадовалась с самого начала девушка, теперь ей положительно опротивела. Девки и бабы занятые домашней работой и плетением кружева, ей не докучали, но самой стало тошно слоняться по поместью. Она, конечно же, видя, какая красота выходит из — под их пальцев, попробовала тоже заняться подобным делом, но у неё мало из того чего получилось. Нитки путались в узлы, и из-под пальцев выходила безобразное месиво. Отказавшись от этой идее, принялась усердно читать. Потянулись однообразные дни. Утром чай, потом прогулка. Обед и с книгой на кушетку. С наступлением ночи, когда всё в доме утихало, запирались двери, тушился огонь. И опять до утра сон. А на аллеи цветут липы и спать в такое время — преступление. А она спала. Ей приходилось. Разленилась так, что и вставать до свету стало в тягость. Тане после нескольких дней прозябания стало не просто скучно, а просто — осточертело. Но у молодости это быстро проходит, она горит. Вот и Таня, глядя на Митрича, загорелась новой полезной идеей — обучить детей грамоте. А почему бы и нет, каждый должен сделать в этой жизни что-то для своей страны и народа. Для страны ей вряд ли удастся расстараться, это удел мужчин, а вот с грамотой крепостным она может помочь. Не виноваты же они, что родились оными, а она княжной. Главное зерну упасть в приготовленную почву, а идее поселиться в её голове, там уж она бросила все силы на её осуществление. Найдя в людской комнату, заставила сначала выбелить её, а потом наделать столов и лавок. Митрич, пока ещё плохо понимая смысл её беготни, подчинился. Отправив в город за мелом конюха, попросила напилить Митрича одинаковых дощечек и покрасить их в чёрный цвет. Садовник справился и с этим. «Чудит княжна», — почёсывал он, от непонимания такого дела, себе затылок. Когда привезли мел, она посадила детей за парты, раздала высохшие от краски доски, кусочки мела и начала урок. Дни полетели быстрее и интереснее. Француженка отговаривала, но княжна принципиально не желала следовать её совету, но девки — шпионки думали по-другому. «Ещё чего!» — возмущались они и велели мадам писать по-французски княгини донос.