Я отрешенно кивнула.
— Соболезную ему. Я, например, независим от полнолуний и могу обращаться в любой момент. Не скажу, что научился идеально контролировать в себе волка, но гораздо лучше, чем новички.
— Ясно.
Мне не нравились его слова, наполненные знаниями о другом, запретном мире. Мире, что всегда находился рядом, на расстоянии вытянутой руки, но был недосягаем и занавешен плотной тканью неведения. До того дня, когда Игнат Фирсанов не пригласил меня на танец.
— Расскажи, чем ты помогаешь своему другу по полнолуниям? Он не может себя контролировать, а потому очень опасен. Как вы общаетесь? По телефону или он запирает себя в клетке?
— Никаких клеток, нет. Вообще он уверял, что со мной ему как-то легче переносить полнолуние. Короче говоря, вчера я тупо сидела рядом. Он даже позволил потрогать свою шкуру. Ничего страшного не случилось.
Практически. Ноющие царапины и шишка на затылке не считаются.
Мне казалось, что и сейчас Алексу всё будет очевидно, а потому никакой реакции не последует. Но он развернулся ко мне на пятках и воскликнул:
— Ты говоришь правду?!
Одинокая ворона, напуганная его криком, взлетела с ветви и, каркая, умотала куда подальше от двоих сумасшедших людишек.
— Ну да. Что, у тебя есть для меня очередная сказка?
— Тут такое дело. — Алекс взялся всматриваться в меня, изучать с особенной внимательностью, будто я могла рвануть как бомба замедленного действия. — В теории у каждого оборотня есть страж, который является разумной половиной животного естества. Он помогает волку обращаться, удерживает его сущность в разумном состоянии. Но беда в том, что это только теория. На практике, никто не знает, где искать своего стража. Другой город, страна, полушарие. Миллиарды вариантов. Кроме того, стражу может быть под девяносто лет, когда оборотень только появится на свет. Или наоборот: оборотень будет погибать, когда родится его страж. Некоторые высшие научились находить стражей, но этот дар доступен лишь их касте. Если ты, действительно, его страж, то... Я восхищен. Вас свела сама судьба, не иначе.
Да уж, у судьбы дурное чувство юмора, если она назначила опекуном чудовища ту, которой даром не сдалась такая честь.
— Почему ты открылся мне?
Алекс поднял глаза к небу. Накрапывал новый дождь, пока ещё несмело, но с каждым порывом ветра он набирал силу, колючками летел в лицо.
— Изначально я подумал, что ты и так в курсе ситуации. Ну а потом решил хоть как-то облегчить судьбу твоему другу, который, должно быть, с ума сходит от незнания. Мы с ним можем встретиться, и я объясню ему некоторые тонкости обращений.
Ага, представляю, как возвращаюсь домой к Фирсанову после того, как пообещала навсегда уйти, да ещё с непонятным мужиком и фразой: «Он такой же, как ты!»
— Алекс, — я смахнула со щеки дождевую каплю, — поясни-ка кое-что ещё. Зачем тебе мой брат? Он не из ваших каст, ты не открываешь ему правду. К чему всё это? Поиграешь и бросишь ради чистокровного собрата?
— Кира. — Блондин закусил щеку. — Поверь, мои чувства к Денису искренние. Мои братья восполнили род чистокровными детьми, я же в принципе не планирую его продолжать. Я никогда и ни при каких условиях не обижу твоего брата.
— Ясно, — удовлетворенно кивнула. — Ну а теперь слушай. Не нужно мне больше ничего рассказывать. Не нужно пытаться встретиться с моим другом. Знаешь, почему? Потому что сегодня, увидев всё это вживую, я поняла, что больше никогда не подойду к нему. Меня не волнует, страж я или кто. Мне плевать на его обращения. Я буду жить обычной человеческой жизнью.
Слова прорезали наэлектризованный перед грозой воздух. Некрасивые, острые, злые. Правдивые, а оттого особенно резкие. Почему меня должна волновать чья-то судьба? Я давно не хорошая девочка, моя душа окончательно зачерствела.
Алекс от удивления сдвинул брови на переносице. Затем прошипел:
— Всё ясно, извини, если потревожил.
И ушел. А я мокла под проливным дождем. Шумела листва. На сердце было тяжело, хоть волком вой.
Нет, не будем о волках.
Глава 11. Самовлюбленный придурок
Виски раскалывались, в горле пересохло как наутро после многочасовой пьянки. Ныла каждая кость, каждая клетка тела. Тошнота стискивала желудок ледяными пальцами. Я дополз до гостиной и обессиленно рухнул на диван, чтобы забыться на долгие часы. Тот почему-то пах Кирой. Меня воротило от окружающих запахов, но этот, чуть кисловатый, клюквенный, дарил недолгое облегчение.
Я вжался лицом в подушку, ощущая себя полным придурком. Хотелось кричать, разбивать в кровь костяшки пальцев. Выплюнуть куда-то всю ту злость на себя, на неё, на весь этот гребанный мир, в котором существуют оборотни.
Впервые за долгие годы я доверился кому-то. Послушался глупого совета сестры и открылся перед Кирой. Даже задумался на секунду: вдруг она та, которая примет моего зверя и научится его приручать?..
Идиот. Она была готова остаться со мной из жалости, пока считала психически больным. Но как только убедилась в правдивости моих слов – сбежала, как сбежала бы любая другая девушка.
Что ж. так даже проще.
Пусть этот ценный опыт навсегда останется со мной.
Никакой больше откровенности. Ни с кем, кроме самого себя.
***
Через несколько часов туманной дремы меня растолкала Ира, весь вид которой говорил: ей так любопытно, что она не готова ждать.
— Ну?! — плюхнулась на подлокотник и уставилась на меня, не мигая.
— Что ты хочешь услышать? — Я потряс головой.
Болела, но гораздо меньше прежнего. Чертов запах! Не может же он исцелять?!
— Что-нибудь обнадеживающее. Типа: «Сестра, ты была права, я поделился с Кирой своей изюминкой, и она приняла меня даже таким».
Я рассмеялся так громко, что заныли виски.
— Сестра, ты была неправа, — подражая ей, сказал с ухмылкой. — Я поделился с Кирой своим ведром с изюмом, но она посмотрела на всё это безобразие и свалила, как полагается хорошим девочкам.
Ира выглядела раздосадовано.
— Как же так?.. — надула губы как маленькая. — Как она могла так поступить с тобой? В смысле, ты же ей нравился, да? Она просто ушла? — Ира вдруг подумала о чем-то и приложила ладонь к губам. — Мамочки, Игнат, а вдруг она кому-то растреплет?! Ты представляешь, чем это тебе грозит? Я... я виновата, что ты теперь в опасности. С этим надо что-то делать.
В её глазах блеснул лед. Зная, как сестра бывает скора на расправу, я поспешил успокоить её:
— Не думаю, что Кире кто-то поверит. Сама посуди, чем она докажет, что оборотни существуют? Притащит сюда толпу зевак?
— А вдруг... вдруг она... мне так страшно за тебя... — Сестра начала заходиться в истерике.
Пришлось сжать её в объятиях и долго-долго гладить по волосам.
— На самом деле, она пообещала молчать. Я ей верю.
Последнее признание далось особенно тяжело. Да, черт возьми, я верю Кире. Верю, как верил до этого только сестре: безоговорочно. Пусть нам не быть вместе. Пусть она ко мне ничего не испытывает, как, наверное, и я к ней. Нам было удобно вместе, но пройдет неделя или две, и я её позабуду, как забывал прежних.
Главное, чтобы к тому моменту из дома выветрился её запах. Надо пригласить горничную, открыть нараспашку все окна и двери. Изгнать то единственное, что наркотиком бьет по моим венам.
Завтра же я рвану в бар, чтобы найти себе незначительное развлечение на ночь, как делал это всегда после полуночных кошмаров.