- И как мы без тебя жили, о «великая» Эшли Ламар? – вякнул Винс.
- Ума не приложу, «великий» Каваки – не осталась в долгу я.
- Дети, не ругайтесь – простонал Актавио.
- Мы не ругаемся – удивленно ответили мы. Н-да неподготовленному человеку сложно понять манеру нашего с Винсом общения.
- Я не хотел, чтобы так все получилось – сказал Актавио.
- Ерунда, это не твоя вина. Лучше скажи, что теперь будет? Вы пострадали из-за меня – опять завела свою шарманку я, но Актавио меня осек.
- Все будет в порядке, Винс теперь шаман, в твоей невиновности никто не сомневался - спокойно сказал Герон, на его скуле красовался здоровый синяк, похоже от Талая досталось всем, силен был мой прадедушка.
- И что теперь? – спросила я
- Винс шаман, Талай мертв – кратко ответил Актавио
- Да, какой из зяблика шаман? Я думала, это будет Энко или Тканхаш. А вы видела тело Талая? – да, я противная дрянь
- Спасибо за доверие, милая девочка, но традиции и обряды, это то, чем мы живем. Раз Винсент убил шамана, значит, он займет его место – напыщенно сказал Энко
- Классно, теория Дарвина во всей красе – рассмеялась я. Винс не злился, а смотрел растерянно, похоже он не знал, что делать со вновь свалившимися обязанностями шамана.
- Не смейся над традициями предков – строго сказал Таканхаш.
Я заткнулась. Ну, что я по большому счету в этом понимаю?
- А Талай? Его надо похоронить по-человечески. Он все таки, был мой прадедушка – промямлила я.
- Он мертв, упал на камни, туда никто не полезет, слишком опасно. Его больше нет, потерял девятую жизнь. Я считал – сказал Сибул
- У тебя видимо были причины – не удержалась я, и устыдилась. Вредность порок самовлюбленных.
Сибул глянул на меня многозначительно, и я промолчала, уж что-то а молчать я умела.
Все помолчали. Затем Актавио торжественно вручил Винсу какие-то письмена, выведенные на папирусе. Я так поняла, это что-то вроде пособия для начинающих шаманов. После все воздали благодарность высшему духу за помощь в делах земных. На том и закончился наш совет, все разошлись по своим делам.
Только я вопреки здравому смыслу не поверила в смерть Талая, ну, не знаю почему. Хотя оснований у меня не было.
По возращении домой Бен устроил мне жуткий разнос. Оказывается, меня не было дома двое суток.
За меня заступился Винс. Своеобразно, конечно, в стиле оборотней, но это к лучшему. Теперь Бен был уверен, что сам отпустил меня с Винсом к морю на пару дней. Хоть одной проблемой стало меньше. Ибо моя основная проблема никуда не делась, Кел не звонил, оборвалась наша связь, и я похоже стала умирать, как всякая кошка вне своей территории.
Кто сказал, что время лечит? В моем случае, оно калечит. И я узнала все оттенки боли. Впрочем, не совсем так. Я умела различать боль душевную: оливковую тоску, серую депрессию, черное с багровыми отсветами горе, грязно-белую, желейную жалость, острую, как горчица истерику, режущее, болезненно синее чувство вины. Это просто. Описывать можно бесконечно, ибо каждый день я купалась в этих не самых приятных ощущениях. Злилась, уставала от бесконечного разнообразия неприятных и мало вкусных болевых потоков. Но ничего поделать не могла. Такова уж моя сущность.
Боль физическая для меня не имела ни вкуса не запаха. Боль – она и есть боль, совершенно одинакова, что от разбитой коленки, что от мигрени. Но теперь!!!! Ледяные гвозди гуляли у меня по легким, они пахли ржавчиной, и я задыхалась, рвала кровью. В суставы, впивались каменные пики, и я падала с ног. По вечерам проходил поток из лавы и острых черных звезд, и я глохла и слепла. Можно долго рассказывать. Я могла бы сочинить оду боли, сложить гимн, сотворить легендарный эпос. Только кому нужно произведение «Душевные и физические муки Эшли»? Никому, собственно говоря, и мне в том числе. В общем, мне было худо, сейчас я очень хорошо понимала, что творилось с Винсом, во время нашего вояжа за деньгами. И дело усугублялась еще, и тем, что вопреки здравому смыслу, я чувствовала себя преданной.
Но я не отчаивалась. Самонадеянно и глупо верила в себя. Я ведь не совсем кошка, значит, не так безнадежно приклеена к территории. Мне казалось, что мои приступы боли со временем пройдут. Надо просто потерпеть. Это как отделываться от вредной привычки, от курения, например. Я помню, как мучился Грег, когда избавлялся от никотиновой зависимости. Ему было очень плохо, но потом полегчало. Правда, где-то через год, он пристрастился к трубке, но все же. Может, и мне удастся?
И поэтому, я страдала молча. Тихо плакала по ночам. Постоянно срывалась с места, в поисках укромного уголка, где можно переждать приступ боли и покричать вдоволь. Отказывалась от тренировок под предлогом учебы (скоро в школу, а занятий на лето задали вагон), чтобы отлежаться. Я еле передвигала ноги после внеочередных мышечных судорог. И надеялась, что скоро это пройдет.