Остановился альв, когда до оборотня оставалось всего пять шагов. Весело усмехнулся, наблюдая, как Ульф одним движением запихивает Свейту себе за спину. Заявил:
— Доброго дня и легких дорог одному из сыновей Ульфхольма.
И хоть ненавистью от светлого не пахнуло, лишь любопытством, а еще насмешкой, радостной, беззаботной — но Ульф вдруг ощутил, как на щеках проступает шерсть. Может, потому, что сзади часто дышала Свейта, и от нее тянуло тревожным испугом…
Следом Ульф улыбнулся — клыки лезли наружу, и все, что он мог, это замаскировать оскал под улыбку. Сказал рыкающе:
— Доброго дня, светлый. Мне нужно поговорить с владыкой Льесальвхейма. С вашим конунгом.
— С Силундом?
Альв усмехнулся еще веселей. Затем перевел взгляд на Свейту, выглядывавшую из-за плеча Ульфа, и бросил:
— Хочешь предложить ему эту девицу? Загнал кобылку, теперь не знаешь, куда девать? Ничего, Силунд возьмет и загнанную. Он недавно прикупил себе в Нордмарке одну рыженькую, твоя составит ей пару. Две рыжих головы лучше, чем одна.
Свейта за спиной не шевельнулась, но испугом от нее пахнуло еще сильней.
Такое нельзя спускать, радостно подумал вдруг Ульф. Светлый не издевается — он прощупывает. Но правило одно, что для альвов, что для людей. С теми, кто позволяет себя унижать, не договариваются. Их используют.
Внутри отчаянно заскребся волк.
И Ульф рванулся вперед. Светлый потянулся к поясу…
Мир внезапно брызнул навстречу Ульфу запахами — яркими как никогда. Шорохи нахлынули, зашептали со всех сторон, и Ульф расслышал, как шуршит одежда альва, который все еще тянулся к своему ремню.
За его спиной медленно втянула воздух Свейта. Тягуче засвиристела где-то сойка, сонно шелестнула листва.
И единственным быстрым звуком оставался стук его сердца.
Охота. Такой охоты у него прежде не было. Двуногая дичь сильна. Чистая злоба внутри — хмельней эля. Слаще женщины…
Значит, вот как это бывает, когда серебро перестает жечь кожу?
Но светлый все-таки успел коснуться бляхи на своем ремне. А та солнечно сверкнула под его пальцами. У двуногой дичи есть оружие помимо меча?
В следующий миг лапа Ульфа сомкнулась на запястье альва. Стиснула и дернула руку светлого вверх. Вторая лапа перехватила ему горло.
И, скалясь альву в лицо, Ульф рыкнул:
— А может, я предложу Силунду твой язык? И зубы, если у вас нехватка бабьих.
Светлый, придушенно дергаясь в лапах Ульфа, схватился за ремень уже левой рукой. Но прежде, чем он успел что-то сделать, оборотень отпустил его правую руку. Отбил легким толчком ладонь, уцепившуюся за пояс, и чиркнул когтем по ремню альва — там, где не было узорчатых блях. Заодно зацепил и перевязь для меча.
Тонко выделанная кожа лопнула с визгливо-сердитым звуком. Ульф тряхнул светлого, по-прежнему держа его за горло. Мотнул головой, уклоняясь от мелькнувших рядом кулаков — так похожих на человеческие.
— Пусти… — просипел альв. — Ты ведь… договориться…
Договориться, эхом отозвалось в уме у оборотня. Ну да, он хотел поговорить с конунгом альвов.
А как же охота, стрельнула мысль. Ведь уже поймал? Чуть нажать когтями — и брызнет кровь. Такой дичи у него еще не было.
— Твоя женщина… — не унимался альв. — Смо… смотрит…
Свейта, вспомнил Ульф. И в уме тут же довольно согласился — пусть рыжая самка посмотрит. Боится добычи, это плохо.
Но мысль показалась ему чужой. Словно принадлежала кому-то другому.
А следом Ульф очнулся от наваждения. Многоголосье звуков и многоцветье запахов вдруг отступило.
Перед ним дергался альв, которого он держал лапой за горло. Из-за спины, где осталась жена, тянуло страхом. Ее страхом. Уши различили судорожное дыхание Свейты, сплетенное с хрипами альва, шелестом травы и птичьим свистом.
Свейта не оборотень, мелькнуло у Ульфа. И если она увидит, чем кончается его охота, вот тогда будет плохо…
В ответ на эту мысль внутри кто-то беззвучно заворчал. Но Ульф напрягся — и разжал пальцы. Тут же толкнул светлого в грудь, отпихивая назад, и подобрал содранный с него пояс. Затем позвал низким голосом, наматывая ремень альва на кулак:
— Свейта, ко мне.
А если не подойдет, тревожно стрельнуло в уме. Ведь она знает, что до полного оборота ему осталось всего ничего. Серебро он уже не носит. Даже стоит, пригнувшись по-звериному…
Топоток на два шага — раз и два.
Она ничего не сказала. Просто положила руку ему на плечо. И замерла за спиной, словно давая время прийти в себя.
Но сквозь страх в ее запахе пробилось беспокойство. За него.