Пошевелил лапами - шевелятся. Хвостом - тоже. Меня никто не учил, как пользоваться хвостом, но это получилось как-то само собой.
И целая гамма новых ощущений. Звуки, запахи! Правда, цвета несколько тусклее, но к этому быстро привыкаешь. Я был на седьмом небе от счастья. Целый час носился по комнате, привыкал к своему новому телу. И на первых порах довольно неумело, потому что в конце концов в дверь стали звонить соседи. Была у меня мысль их попугать, но дверь лапами открыть не смог. В общем, ушли они. Я тогда к стимулятору. На всякий случай двойную дозу проглотил. Несколько секунд прошло, и вдруг - как толчок какой-то. Все вокруг поплыло, комната перед глазами кружится, потом пришел в себя, смотрю в зеркало - а это снова я, стою, в чем мать родила, на четвереньках, глаза квадратные, и в зеркало смотрю.
Ну и пошло. Пристрастился я к этому делу, как к наркотику. Каждый вечер на несколько часов становился тигром. Был у меня большой соблазн в таком виде на улицу хоть на минуту выскочить - озорство играло - но все же не выскочил. Вдруг кого-нибудь инфаркт хватит, думаю.
Ну, недели через две я немного успокоился, написал, как полагается, заявку на изобретение и отправил в Госкомитет...
- Подождите! Извините, что перебиваю, - эта мысль только сейчас пришла мне в голову, - но тут у вас неувязочка получается. А закон сохранения массы? Вы ведь сколько весите? Килограммов семьдесят-восемьдесят. А тигр - двести.
- До трехсот, - он посмотрел на меня, как на школьника. - И все почему-то забывают, что нет закона сохранения массы, а есть закон сохранения массы-энергии.
Я прикусил язык.
- Так вот, послал я заявку в Госкомитет, и тут-то и начались неприятности. На заявку мне не ответили. Я послал вторую. После нее в деканат пришла бумага, в которой администрацию просили прекратить неуместные шутки с моей стороны. С меня сняли стипендию и влепили выговор. Но я не сдавался. Я понял, что словами здесь ничего не докажешь. Надо было продемонстрировать все на деле. И я продемонстрировал. После этого меня выгнали из института "за хулиганство с использованием гипноза". Видели бы вы лица этих людей, когда я у них на глазах превратился в тигра! Как они лезли на деревья, как бежали в разные стороны! А потом все свалили на гипноз, а меня выгнали.
Вот тогда я действительно озверел. Я уже собирался предпринять очередную трансформацию и заявиться в таком виде в институт, но потом махнул рукой. Мне вдруг стало все равно. Не хотите - и не надо. А я буду жить в свое удовольствие. И не человеком, а тигром - как мне хочется.
И я уехал на Дальний Восток. Вышел на каком-то забытом богом полустанке, вроде этого, один, без вещей, с одной только коробкой стимулятора. И пошел в тайгу. Для верности шел двое суток, хотел забраться подальше. Потом разделся, закопал одежду, "настроился" и нажал на нужные точки.
Он немного помолчал.
- Вначале было очень трудно. Я не умел охотиться, не умел выслеживать добычу, подкрадываться из засады - пока всему этому научился, чуть не умер с голоду. Но все же не умер. И научился. И чем дальше, тем легче мне было, тем свободнее мне дышалось в лесу. Лес принял меня, я чувствовал себя здесь своим. У меня появилась настоящая тигриная походка, движения стали мягкими, упругими, я научился зря не тратить силы, а в нужный момент выкладываться в стремительном броске. Это приходило постепенно, само собой. Я открывал все новые возможности своего тела, и мне все больше нравилась моя жизнь. А потом я встретил ее.
- Кого - ее?
- Кого? Ну ее. Тигрицу. У тигров нет имен, но для себя я называл ее Грацией. Да, она была сама грация. Куда мне до нее! Мы были счастливы. Ведь тигры - кто сказал, что у зверей нет разума? - он у них есть! У тигров, по крайней мере. Не смотрите на меня, как на сумасшедшего. Я знаю, что говорю. Они не глупее нас. Да, они не делают орудий труда и не изменяют природу - но им это и не нужно. Они сами - часть природы. Разумная часть. У них есть свой язык - очень простой, я выучил его за месяц. Но мы с ней им почти не пользовались - нам он был не нужен. Мы и так понимали друг друга. Да, мы были счастливы. Я никогда не был так счастлив до этого, и никогда уже не буду после.
Но это длились недолго - всего полгода.
Он вздохнул и снова замолчал.
- В то утро мы охотились порознь. Я как раз подбирался к косуле, когда услышал выстрел. И сразу почувствовал - что-то случилось с Грацией. Не знаю как, но почувствовал. И бросился на звук. Я несся не разбирая дороги, но опоздал. Я видел, как по проселку проехала машина, и заметил за стеклом лицо человека. Сытое, самодовольное. Оно до сих пор у меня перед глазами.
Человек порылся в карманах, достал листок бумаги и молча протянул его мне. Я посмотрел на листок. Передо мной было полное, обрюзгшее лицо человека лет пятидесяти, с глубоко сидящими маленькими глазами и обвислыми щеками. Весь рисунок был истыкан ножом - я представил себе, как незнакомец, привесив картинку к стене, остервенело и метко бросал в нее большой охотничий нож, и каждый раз нож с тупым стуком глубоко вонзался в стену.
На рисунке было лицо Ляшенко. Я поднял глаза.
Незнакомец спрятал листок обратно в карман и с усилием произнес:
- Вот и все. Почти все. Грации я не нашел, но обнаружил следы крови. Все было ясно. На следующий день я направился к тому месту, где зарыл одежду и стимулятор. Я должен был отомстить. Это было единственное, что мне оставалось.
Я поступил работать на прииски. За год заработал достаточно, чтобы начать розыск. Дважды этот гад уходил от меня, но теперь не уйдет. Осталось десять минут.
Он помолчал.
- Теперь вы понимаете, почему я не люблю людей? Они отняли у меня все. Но я бы все простил, если бы не Грация, - он застонал, стиснув зубы, и отвернулся. По-моему, он плакал.
Да, переубеждать его было бессмысленно. Да и стоило ли? Но я обязан попытаться. Долг превыше всего. Ляшенко обратился к нам с просьбой о защите, и, хотя он и негодяй, мы обязаны защитить его. И будет лучше, если дело обойдется без эксцессов.