Ему ни с кем не хотелось пускаться в разговоры. Но словоохотливый хозяин надеялся поговорить с новым посетителем, и он продолжал стоять возле Тима, переминаясь с ноги на ногу.
- Славная сегодня погода будет, - сказал "пират". - Вам не кажется? и так как Тероян не ответил, он продолжил: - А почему вы не спросите меня отчего харчевня называется "Три поросенка и одна свинья"? Все спрашивают.
- Мне не интересно.
- Потому что три порося - это мои сыновья. А угадайте теперь, кто свинья?
- Их мать, - ответил Тероян, полуприкрыв веки.
- Точно! - обрадованно воскликнул хозяин и даже хлопнул себя по ляжкам. - Точно. А все думают, что это - я! Пойду готовить яичницу, - и он наконец-то ушел.
Прищурившись, Тероян невольно рассматривал молодежь и прислушивался к их болтовне. Как он и предположил сразу - девушка оказалась в их компании случайно, слишком уж она отличалась от всех: и изысканным туалетом, и манерами, и даже настроением. Она не была весела, скорее наоборот, печальна, как-то растерянна, а может быть, и напугана чем-то. Она пыталась улыбнуться, но улыбка не выходила, и плечи ее под прозрачной голубой тканью вздрагивали. Ее прическа, светлые волосы были немного растрепаны, а под пронзительно-синими глазами отчетливо обозначены круги, словно она провела бессонную ночь. Парни завели вокруг девушки какую-то языческую пляску-хоровод, и Тероян, отвернувшись, недовольно поморщился.
Вернулся хозяин-"пират" с дымящейся сковородой и маленьким кувшинчиком молока.
- Может быть, вы теперь спросите меня, где же мое поросячье семейство? - сказал он, как будто все это время продолжал мысленно разговаривать с новым посетителем.
- Нет, не спрошу, - ответил Тероян, принимаясь за яичницу.
- Так знайте, - не слыша его продолжил хозяин. - Они спят по тридцать два часа в сутки и тридцать восемь часов жрут. А мне приходится со всем этим управляться одному! - и он развел в стороны руки. - И после всего меня еще и упрекают...
- Извините, - перебил его Тероян и поднялся со стула. Он направился к столику, где компания парней с веселыми криками тянула к девушке стаканы. Свой стакан, наполненный до краев, она держала в руке так, словно не знала - куда его поставить.
- По-моему, дама не хочет пить, - произнес он, нажав перед тем на кнопку магнитофона. Музыка оборвалась, но аккорды еще плыли и кувыркались в воздухе. Впрочем, тишины не наступило. Парни заговорили все разом, обращаясь и к нему, и друг к другу:
- Кто это?
- Откуда я знаю!
- Чего ему надо?
- Пошел отсюда!
- Иди, дядя, гуляй!
Лишь девушка недоуменно смотрела на него широко раскрытыми синими глазами, и Тероян вдруг вспомнил - где видел это лицо. Там, на лесной дороге, полчаса назад, она двигалась навстречу его автомобилю и прошла сквозь сердце.
- Ну, чего тебе? - миролюбиво спросил один из парней, самый главный из них, судя по повадкам. - Выпить? На, пей! - и он протянул Терояну свой стакан. Он встал, возвышаясь на целую голову. На груди у парня висел медальон в виде козлиной сатанинской морды с рогами, которая, искрясь на солнце, казалось, подмигивает Терояну. Вот теперь наступила тишина. Ее нарушало лишь слабое потрескивание углей в мангале. Спиной Тероян чувствовал, как позади него в испуге застыл хозяин харчевни.
- По-моему, эта дама вообще не ваша, - произнес он. Его взгляд проник в глаза парня, взгляд волка. Было в нем что-то до того страшное, что можно было сравнить лишь с неизбежностью смерти. Парень раздумывал несколько секунд, но воля его уже была поражена.
- Тихо, тихо, спокойно! - сказал он, криво усмехнувшись и кладя руку на плечо своего приятеля, готового вскочить. - Ваша - не наша - какая разница? - сам он поставил стакан и опустился на стул. - Хочешь ее забрать, папаша? Ну и забирай!
Тероян протянул ладонь, помогая девушке выбраться из-за стола. Парни насмешливо переглядывались и фыркали.
- Забирай эту чокнутую! - крикнули ему вслед, пока он вел ее к своему столику, поддерживая под руку.
- Еще один стул, - сказал Тероян хозяину, застывшему в позе каменной статуи. Тот бросился выполнять указание. Вновь загрохотала музыка, понеслись громкие голоса.
- Вы хотите есть?
Девушка смотрела на Терояна, словно пыталась вспомнить что-то. Она отрицательно покачала головой.
- Как угодно. А я голоден, - он подождал пока девушка усядется, потом принялся за остывшую яичницу. Она смотрела, как он ест. Смотрела строго, но и с каким-то любопытством. Тероян молча пожал плечами, встретившись с ней взглядом. А веселье за тем столиком пошло на убыль. Магнитофон выключили, голоса начали стихать.
- Поехали, что ли? - спросил один из парней. Все они лениво поднялись, побрели к своим жукам-мотоциклам.
- До скорого свидания, - прошептал над ухом Терояна парень с козлино-сатанинским медальоном. Тим даже не повернул головы, подбирая хлебом остатки яичницы. Взревели моторы.
- Будь здоров, Алекс! - закричали парни хозяину харчевни. Тот стоял в дверях своего дома и махал им рукой, пока они не скрылись на Ярославском шоссе.
- Ублюдки, - смачно сказал он, подходя к столику. - Может быть, вам еще чего надо? Может быть, отдохнуть хотите? - он показал глазами на окна.
- Нет, - коротко ответил Тероян, кладя деньги на стол. Девушка поднялась и стояла рядом с ним, словно она боялась остаться одна и потеряться. Тим раздумывал, видя ее обреченную покорность.
- Куда вас отвезти? - спросил он.
- Домой, - ответила она, почти выдохнула. Это было первое слово, которое Тероян услышал от нее. А голос ее звучал, как затихающий камертон. Хозяин харчевни продолжал суетливо крутиться рядом.
- Приезжайте еще, приезжайте, - улыбался он, протягивая девушке черную кожаную сумочку. - Это ваше, не забудьте.
Он проводил их до машины и стоял, махая рукой.
"Интересно, - подумал Тероян, глядя на него в зеркальце. - Как он обзовет нас, когда мы уедем?" Через несколько минут они выбрались на Ярославское шоссе и помчались по трассе в сторону Москвы.
Девушка молча сидела рядом с ним и смотрела прямо перед собой. Казалось, она даже не моргает, столь напряженным было ее лицо. И все равно оно было необычайно красиво, с почти идеальными пропорциями, плавными линиями, созданное для портрета художнику, мастеру, властному над временем, которое рано или поздно состарит и разрушит живой образ. Ей было, наверное, лет двадцать - двадцать пять, и Тероян почувствовал себя каким-то убежавшим далеко вперед бегуном, поторопившимся прийти к финишу раньше других.