К тому же перед выездом на мероприятие я на всякий случай осмотрел машину и снаружи, и даже внутри. Помню, Саша еще обиделся на меня из-за этого…
– А чего обижаться? – хмыкнул Варяг. – Это работа.
– Я так ему и сказал… Но в машине все было чисто. Остается только то время, в течение которого машина находилась на стоянке возле ресторана.
– И что же говорит видеозапись? – нетерпеливо поинтересовался Варяг.
– Да в том-то и штука, что вроде бы ничего не говорит. К машине никто не подходил, по крайней мере на такое расстояние, чтобы подложить бомбу, – с грустью сообщил Чижевский. – На той видеозаписи, которую мои орлы получили из ресторана, стоянка тоже просматривается, и тоже нет ничего интересного.
– Это что, все новости? – с иронией спросил Варяг.
– Отсутствие новостей – тоже новость, – рассудительно произнес Чижевский. – Я просто хотел обрисовать вам картину, а потом вместе подумать, как следует понимать такой расклад.
– Очень хорошо, Николай Валерьяныч, вот и думай, – подхватил Варяг.
– Думать над этими проблемами – твоя работа. Извини, у меня тут беседа важная, так что ты звони, только когда появятся конкретные соображения. Давай, остаемся на связи.
Убирая телефон обратно в карман. Варяг поймал иронический взгляд Беспалого.
– Видать, и нынче нелегка воровская жисть, – усмехнулся старик. – Никак стряслось что-то?
– Стряслось, Тимофей Егорыч, но худшее уже позади, – ответил Варяг.
– Теперь пойдет разбор полетов. Извините, мне придется иногда отвлекаться.
– Ничего, ничего, отвлекайся, – разрешил Беспалый. – Ну что, пока никто не звонит, поехали дальше?
Веселовский не ошибся, выбрав из огромного количества зеков именно этого паренька по кличке Удача. Тимофей среди воров пользовался авторитетом, и хоть сам был небольшого роста, но обладал недюжинной силой, которую пришлось почувствовать на себе многим. В биографии Тимофея была еще одна деталь, которая привлекла Веселовского: Тимоха вышел из среды беспризорников, а это была отменная школа, которую ценили даже самые закоренелые блатные. Беспризорники обладали редким качеством – умением не забывать друзей детства. Их сообщество напоминало братство, создавшееся в пору голодного детства и хранимое до глубокой старости. Они доверяли друг другу безоглядно и друг для друга были готовы пожертвовать всем.
В первую же неделю своего пребывания на зоне Тимофей собрал вокруг себя всех бывших московских беспризорников, которых набралось в лагере около двадцати человек. Каждый из них знал Тимоху как заслуженного вора. Одно то, что он был приговорен к расстрелу и не допустил до себя поганых чекистов, свидетельствовало о его особо крепкой воровской натуре, о том, что он вор от Бога. Его уважали еще и за то, что вся его жизнь прошла на глазах братвы.
Однако даже все эти обстоятельства не помешали бывшим беспризорникам встретить его предложение с некоторым скепсисом.
– Ты что, Тимоша, из нас сук хочешь сделать? Мы уже начинаем сомневаться в том, что когда-то с тобой беспризорничали в Замоскворечье, – хмуро пробасил молодой вор по кличке Дунай. Этот парень был родом из Бессарабии и до двенадцати лет прожил в цыганском таборе, пока однажды не оказался в Москве и не прибился к группе беспризорников, где верховодили Мулла с Тимохой.
– Можешь не сомневаться, Дунай, я – тот самый Тимоха и ничуть не изменился с тех пор, как мы шмонали по карманам московских фраеров. Да только я хочу сказать тебе, что если мы примем предложение Леватого, то сумеем помогать своей братве. Кто сейчас на зоне пахан? Плешивый Макар? Так он у нас в запомоенных ходить станет! Когда это было, чтобы беспризорники шеи гнули перед разной контрой? То он сначала в матросах служил, то анархистом сделался, а то вдруг решил в меньшевики податься и всюду свои порядки норовит устанавливать. А на зонах и в лагерях должен быть один закон – наш, блатной!
– Это ты верно подметил, Тимоша, – поддержал Беспалого Аркан. – Кто, как не мы, шантрапа и беспризорники, должны блюсти закон? С этими политическими в лагерях стало много мути. А вообще я тебе хочу заметить, Тимоша, закон – это понятие неизменное, он не бывает ни белым, ни красным, закон – он один для всех и его надо блюсти свято. А в лагерях это важно особенно. Спросите урок, как они сидели на царской каторге? Даже самый махровый подчинялся решению схода.
Постреляли чекисты уркаганов, на которых держалась воровская правда, а пришлые решили по-новому управлять. Мы же должны возобновить старые традиции и собрать сходняк, который установит законы для всех здешних лагерей.
– Ты меня правильно понял, Аркан. – Губы Беспалого растянулись в довольной улыбке. – Ну, так что скажете?
– Если это на пользу братве, так чего же отказываться, – подали голос зеки из дальних углов барака – Мы согласны, только ты скажи, что дальше делать?
– Мне стало известно, – важно сказал Беспалый, – что этот лагерь расформируют через несколько лет, а нас распределят по другим лагерям. Вот тогда наш закон может распространиться по всем зонам.
– Верно. Очень правильно! – загалдели зеки. – Мы с тобой, Тимоша!
Пора кончать с произволом! Хватит сукам командовать блатарями!
Глава 7
Уже на следующий день Макар Плешивый был смещен со своего трона – полсотни зеков, вооруженных заточками, ворвались в барак, где размещался бывший анархист и меньшевик со своими дружками. Блатари резали всякого, кто становился на их пути. Макару затянули на горле тонкий шнур и, уже полузадушенного, таскали его по баракам, показывая всей зоне, что от прежнего величия ее главаря ничего не осталось. Потом Плешивого опустили всем кагалом. Двенадцать человек бывшей матросни, составлявших ближайшее окружение Макара, были опомоены в сортире – их по очереди сунули харями в очко. По лагерным меркам падать ниже было просто невозможно, и каждый уважающий себя зек обязан был заткнуть пальцами нос, когда обесчещенные проходили мимо.
Беспалый в окружении трех десятков человек – верных корешей – ходил из барака в барак, поясняя зекам: