— Нет, не было, он никогда при мне этой фамилии не произносил.
Акинфиев встал и подошел к сейфу.
— Скажите, Маша, а почему вы решили, что это может иметь какое-нибудь отношение к его самоубийству? — спросил он.
— Н-не знаю… — протянула вдова после небольшой паузы.
— Это я решил, — вмешался в разговор Кирилл Николаевич, дрожащими пальцами разминая новую сигарету. — А почему… потому что она вам не все рассказывает. Потому что я однажды свидетелем был… Ты уж, Манька, прости, но давай до конца, иначе какой смысл?.. Свидетелем был, как они на пикнике повздорили.
— Кто?
— Да вот, — кивнул он на родственницу, — Манька с Витюшей. Ох, и повздорили! Не то слово… С матом и мордобоем.
— Дядя Кирилл!
— Ладно, чего уж. Он ей тогда в лоб кулаком звезданул. Даже ногой хотел сгоряча добавить, да я вмешался. И мне, который за отца ему, перепало. Крик — на весь берег. Мы тогда на Днепр под Смоленск выехали семьями, там у моего приятеля дача.
— И что же? — не очень понимая, к чему клонит родственник, уточнил следователь.
— Что? Вот именно, что. Насилу я его упросил, чтобы помирился. Уехать хотел. «Никуда она, — говорил, — не денется! Подумаешь!» Грубый был пацан, что и говорить. Когда бы мы с матерью не вмешались — разбежались бы, всего и делов-то. Он другую бы себе нашел…
— Дядя Кирилл! — взмолилась вдова.
— Ладно, помолчи уж… В общем, не мог он из-за семейного скандала из окна сигануть. Мужицкого характера, не интеллигент какой, понимаете?
Акинфиев отвернулся, порылся в целлофановом мешке.
— Так из-за чего, говорите, на пикнике ссора вспыхнула? — спросил он и покосился на Машу.
— Показалось ему спьяну, что я с одним человеком перемигнулась.
— А вы не перемигивались?
— Да нет же, нет! Правда, нет…
— А если бы да, то что? — снова заговорил Авдышев-старший. — Взрывной был, они тогда только поженились — двух месяцев не прошло.
— Значит, способен был на ревность? А вы говорите, — усмехнулся Акинфиев и, аккуратно закрыв сейф на все обороты, вернулся к столу: — Мария Григорьевна! Посмотрите внимательно. Вот такую фотокарточку вы нашли в бумажнике мужа четырнадцатого августа?
Родственники склонились над столом. Потом они синхронно подняли глаза друг на друга и снова опустили их — на фотографию прекрасной незнакомки.
— Прочитайте надпись на обороте. Маша поднесла карточку к лицу.
Зубы вдовы забили чечетку, глаза угрожающе выкатились. Акинфиев кинулся к графину с водой.
— Да… — еле слышно произнесла несчастная женщина.
— Не ошибаетесь?
— Точно, это она, она, та самая! А откуда она…
— Маша, здесь вопросы задаю я, — напомнил хозяин кабинета.
Когда старик Акинфиев брал верный след, волосы на его руках становились дыбом и лицо начинало краснеть от ушей. Ему показалось, что Кирилл Николаевич торжествующе улыбнулся, и ничего удивительного в этом торжестве не было.
— Красивая женщина, — снова, ни к кому не обращаясь, задумчиво произнес следователь. Он забрал карточку, снова полез в сейф и уложил в его чрево изъятый в квартире Конокрадова предмет, который неожиданно приобрел устойчивые признаки вещдока. — Прямо женщина-вамп!
— А я что говорил? — воскликнул родственник покойного.
— Вы, Кирилл Николаевич, ничего такого мне не говорили. А теперь сказали. Хотя, я подозреваю, тоже не все.
Следователь выключил магнитофон, достал из портфеля чистый лист бумаги со штампом в правом верхнем углу и отвинтил колпачок старомодной, как он сам, керамической авторучки с закрытым пером, подаренной ему месткомом к семидесятой годовщине Великого Октября.
— Что-о?! — опершись на кулаки, встал из-за стола Шелехов. Губы у него посинели, как у сердечника со стажем. — И это, по-твоему, основание?!. Из-за того, что два трупа мысленно имели одну и ту же женщину на фотографии?.. Старик, я был о тебе лучшего мнения. Отказать! Отказ мотивировать явным отсутствием состава преступления.
— Получены объяснения по заявлению гражданки Авдышевой, — робко попытался вставить Акинфиев.
— Без производства следственных действий! Никакого повторного обыска, никаких допросов свидетелей.
Акинфиев встал, молча собрал бумаги со стола начальника и направился к двери.
— Погоди, Александр Григорьевич, — устыдившись своей вспыльчивости в разговоре с хорошим человеком, остановил его Шелехов. — Есть нюансы, в которые ты меня не хочешь посвящать?
— Нет.
— А что есть? Чутье, да?
— Темная сторона луны. Маленькая ложь потерпевшего. Может, он от жены загулял. Но рейса никакого не было. Следы, согласись, можно замести. Смерть все-таки… Кто с ней добровольно встречи ищет? Так почему не проверить?
Шелехов снова порывисто встал, прошелся по кабинету.
— Все это от лукавого! — раздраженно бросил он. — Делать тебе, что ли, нечего? В частном порядке, в свободное от работы время — пожалуйста. Короче говоря, основание к возбуждению уголовного дела считаю недостаточным, а ты можешь обжаловать у Демидова.
— Да я посоветоваться хотел. Знаю, что дел у нас невпроворот, — извиняющимся тоном проговорил Акинфиев.
— Прости, Александр Григорьевич, за прямоту: ты через три месяца слиняешь на заслуженный отдых, а дело это — дохлое, и повиснет оно на ком-то другом. Не хватит ли нам «висяков»?.. Вот и соображай!