Вся работа велась под грифом «секретно». Оперсостав уголовного розыска был задействован в поисках следов Кныха, но тот притих, затаился, расследование нескольких вооруженных ограблений его непосредственного участия не выявило.
На стол Акинфиева одна за другой ложились справки и сводки.
«По запрошенному контингенту» — майского 1991 года призыва в армию — проходил студент Московского художественного института Сурикова Симоненко Андрей Николаевич, 1973 года рождения, убитый выстрелом в голову шестого января возле дома номер четырнадцать по улице Бочкова.
Акинфиев сидел, тупо уставившись в чернильницу в виде Спасской башни. В прошлом году он с боем вырвал сей раритет из лап прокурора Демидова, который вознамерился было выбросить обломок сталинизма на помойку. Старик ждал звонка Зуброва, отбывшего в Главный военный комиссариат.
— Что, Григорьевич, нос повесил? — вяло пошутил Демидов, войдя в кабинет. — Неприятности?
— Нет, что ты! — усмехнулся Акинфиев и помахал последней справкой МВД. — У меня одни «приятности».
— Еще один?! — выдохнул Демидов, пробежав глазами текст.
— И что ты думаешь?
— Я думу думаю, Афанасьич. Если Кных убирает свидетелей, то почему он стал заниматься этим через пять лет?..
Зазвонил телефон. Зубров сообщил, что все лица, в том числе Симоненко, были доставлены на сборный пункт, расположенный в Ясеневе на территории одной из воинских частей.
— Фу-у, — смахнул Акинфиев воображаемый пот со лба, — уже легче. Значит, так, Сережа. Ты теперь от этого дела не отвлекайся, узнавай даты отправки эшелонов, сколько времени находились эти пятеро вместе. Возможно, там что-то произошло. Доставай начальника сборного пункта, офицеров воинских подразделений, сопровождающих от военкоматов, старших команд, коменданта — в общем, всех, кто мог что-нибудь видеть, слышать и прочее. Как только что-то узнаешь — звони в Сербского. Я в два встречаюсь с Выготской, думаю, меньше часа там не пробуду. Действуй!..
Акинфиев почти не сомневался, что все убитые — дело рук Кныха, но терялся в догадках: почему именно они?.. Что их связывает, кроме недолгого пребывания на сборном пункте в Ясеневе пять лет назад?.. Что они могли знать о Кныхе такого, что ему понадобилось убирать их?.. Ответов на эти вопросы не было, как и на ряд других. Отчаявшись хотя бы приблизительно определить мотив убийцы, он созвонился с Выготской, опытным судебным психиатром и к тому же «дамой, приятной во всех отношениях».
Наделенный даром предчувствия, следователь почти наверняка знал, что дело близится к развязке, но дорога каждая минута, и задействовать нужно все силы, в том числе прикладную науку. Может быть, сейчас достаточно одного слова, одного незначительного поступка — и все завершится, как иногда достаточно бывает прикосновения руки к готовому вскипеть чайнику, чтобы он вскипел.
Они сидели в просторном кабинете жрицы судебной психиатрии и пили кофе. Выготская раскрыла огромную коробку с зефиром, сделанную в виде старинного фолианта, и, хотя лакомство выглядело более чем аппетитно, старик принять сие дамское угощение стеснялся, зато налегал на ароматный напиток.
— Между августом и октябрем, когда был убит Конокрадов, прошло два с половиной месяца, Анна Константиновна, — делился он своими соображениями. — А между вторым и третьим убийствами — я имею в виду Черепанова — месяц. Менее чем через месяц был убит Битюков, а художник Симоненко — и вовсе через неделю. Получается, что чем ближе мы подбираемся к разгадке, тем убийца активнее.
Выготская подсела к открытой фрамуге и курила длинную сигарету с ментолом.
— Интересное наблюдение, — согласно кивнула она. — Только ведь данные есть еще не обо всех? Кто знает, возможно, он убивал ежедневно.
— Даже по этим пятерым тенденция налицо.
— Сам по себе Кныхарев личность, несомненно, патологическая. Когда бы кто-то не направлял его действия — это мое убеждение, я, помнится, вам говорила о нем, — то он бы давно попался в сети. Он пьян от крови. Разнуздан, повинуется инстинктам, скорректированным наркотиком, скорее всего кокаином. Вы не задавались вопросом, почему он взялся за тех, кто был с ним призван в армию пять лет назад, именно сейчас?
— Безусловно. И не раз.
— Вот-вот. Так что версия о том, что он убирает свидетелей, верна процентов на десять. Во-первых, так или иначе, ему грозит расстрел, а в такой ситуации свидетелем больше — свидетелем меньше — не суть важно. И он об этом знает. И действует, между прочим, как человек, которому абсолютно нечего терять. Согласны?
— Так что же, не он?.. — удивленно посмотрел Акинфиев на ученую даму.
Она пожала плечами и вдруг, словно забыв о теме разговора, резко переменила ее.
— Александр Григорьевич, вам что, нехорошо?
— С чего вы взяли-то? — опешил следователь.
— Вы на себя не похожи. Лицо позеленело, похудели. Акинфиев помолчал, решая, удобно ли мужчине жаловаться на здоровье женщине, хотя, с другой стороны, она как-никак врач.
— Меня на обследование в онкоинститут кладут, — тихо сказал он. — А мне не хочется. Еще чуть-чуть, несколько дней нужно протянуть. Уйду на пенсию, а там уж… Ну, что для рака несколько дней?
Выготская молчала до тех пор, пока не выветрился аптечный запах ее ментоловой сигареты и морозный ветер из фрамуги не остудил кофе в чашках.