Поймав его откровенно восхищённые взгляды на себе, заявила:
— Я с удовольствием выполню ваше желание, сударь, но придётся повернуться вам ко мне спиной. К тому же Серж, у тебя покраснели плечи от солнечных лучей и вашей милости, чтоб не болело, лучше накинуть на себя рубашку.
— Насчёт плеч пожалуй ты права. Лучше не рисковать. Будь добра, рубашку передай ко мне, а что касается тебя, на тебе с просушкой платья меньше одежды не стало. Что за манера у барышень, натягивать на себя килограммы тряпья. В которые можно одеть пятерых. Ей Богу, мне не до твоих прелестей.
— Противный…
— Давай раскладывай свои припасы, а то я пойду на охоту за птицами, — пригрозил, усмехаясь, он.
Таня, достав здоровенный кусок хлеба, разломила его надвое. Получилось один больше, другой намного меньше. Надавив наверх ягоды, подала больший кусок ему, меньший принялась быстрее, чтоб не поменял, жевать сама. Запах ягоды пьянил. И она, закрыв глаза, откусывая очередной кусочек, втягивала ноздрями тот аромат. Девушка не заметила, как Сергей положил ей на кусок поверх ягод здоровенную гусеницу. И только она поднесла кусок к губам, как та, пошевелив своими усиками антеннами, задела ей верхнюю губу. Таня, бросив на салфетку кусок, завизжала. Сергей посмеиваясь, забрал насекомое, избавляя от гибели, пересадил на белый цветок ягоды.
— Что ты так верещишь, красавица, ведь ты её только поцеловала, а не откусила.
Таня, сломав пушистую ветку подвернувшегося под руку куста, принялась гонять хохочущего молодца, умудряющегося жевать выхваченные на бегу пирожки и курицу. Поймать так запросто проказника не получилось. Держа по предмету в каждой руке, он бегал кругами, вокруг покрывала, дразня её, но далеко от стола не удаляясь. Так удобно выхватывать с него еду.
— Серж, прекрати ребячество, ты подавишься…
— А ты выброси хворостину…
Затолкав остатки пирожка в рот, он поймал её освободившейся рукой.
— Попалась?! — довольный произведённым эффектом, принялся хохотать.
— Позволь, но так не честно…,- заканючила Таня, не очень отбиваясь.
— Нормально, садись и ешь, опять на себе в мою пользу экономишь. Я на твой кусок с ягодами, белое мясо курицы положил. Должен быть вкус неимоверный. — Усаживая её рядом, пообещал он.
Но Таня ради продолжения любезной сердцу игры заканючила:
— Но по нему лазил этот твой червяк зелёный. Фу!
Серж толи не понял, толи подыграл.
— Ты считаешь, что они по ягодам не ползают, вон посмотри, — наклонил он её к кусту земляники. — Ешь и не фокусничай.
Он был совсем рядом, его губы почти касались её щеки и Тане страх как хотелось, чтоб он её поцеловал. Но Серж сорванным листочком, снял кусочек земляники с её верхней губы и отвернулся. «А мог бы и языком облизать…», — недовольно поморщилась она. Наевшись, он откинулся на покрывало и, положив ладони под щеку, уснул. Таня, прогулявшись в кустики и по бережку овражка, посидев без какого-то дела, в надежде, что он как в ночи, притянет её к себе, пристроилась рядом. Но такого звездопада не случилось. Серж, словно окаменел. Зато, обернувшись на шорох в кустах, она сама превратилась не хуже библейской статуи в камень. Там выронив корзинку с ягодами, застыла с открытым ртом Марфа. Таня опомнившись, метнулась к ней.
— Марфа, стой, не кричи. Сколько ты хочешь, чтоб об этом никто не узнал?
— Я не могу, должна княгини всё рассказать…,- еле ворочая языком, прошептала девка, отмерев.
— Но не пучь так глаза. Подожди. Послушай. Ты никому ничего не должна. Маменька тебя не наградит, а только выпорет за то, что просмотрела. А я расплачусь. Проси, что хочешь. Платок новый, сарафан, бусы или вот хочешь, колечко своё подарю…
— Княгиня убьёт меня…
— Скажешь, точно выпорет, не проболтаешься, никто тебя не тронет.
— Ой, я несчастная, — запричитала девка, хватаясь за голову.
— Хочешь колечко?
— Ага! Маменька ваша увидит, скажет украла… В кутузку сволокут.
— А ты спрячь. К тому же случиться беда, я скажу, что подарила тебе. Ну, что по рукам.
— Значит, мне не показалось, и мужчина был, а Прасковья твердит: «Тебе приснилось…» Выходит нет, был.
— Твоя правда. Был…
— Славу Богу, это я к тому, что с ума не сошла пока что.
— Так мы договорились?
— А вдруг кто узнает, я погибла тогда…
Таня поняла, что в девке ведут борьбу двое. Соблазн заполучить подарок и страх перед княгиней. Победа может быть за любым.
— Никто же не узнал… — тянула она пристально смотря Марфе в мечущиеся глаза.
— Он, чьих кровей будет, пристойного ли роду? Как вы решились на такое беспутство, барышня, тихая же покорная была? Батюшка-то ваш расстроится сердечный, он души в вас не чает, как вы могли…