Клод Сеньоль
Оборотень
…Сегодня ночью в лесу я наконец ощутил, как ожила земля. Корни через поры выделяют в перегной избыток новых соков. Этот черный запах крепко связан с холодом: запах царапает мне внутренности, холод цепляется за шкуру, как зубья бороны. Но ни тот, ни другой не могут насытить меня. Чтобы подогреть ненависть и причинить страдание, мне надо насытиться горячей плотью, ибо ночь, мое время жизни, пробуждает ненависть и страдание. Небо утыкано звездами, указывающими мне путь в моих скитаниях. Люди считают меня глупым и неповоротливым… Ох уж эти люди! Будто они единственные хозяева жалкого шарика, живущего по законам космоса, которым с момента создания управляет вечный и могучий рогатый властитель, доверивший Землю двум пастухам равной силы. Один из них черен собой — ночь, она кормит меня; второй — белый день — кормит людей. Пастухи ведут постоянную борьбу между собой с равным успехом, ее исход предрешен — каждому отводится свое время на победу…
Гррр… а я разве не хозяин? Хозяин над страхом людей… Я живу ночью и умираю днем… Меня считают неуклюжим, но все же опасаются. Мне угрожают, но от меня бегут…
Сегодня ночью когти мои проникают в черную землю, оставляя в ней глубокие борозды, и мне кажется, что я терзаю нежную плоть.
Я несусь, рассекая тьму, меня гонит пустое… вечно пустое брюхо… Мой голод заставляет людей дрожать от ужаса. Их скот источает аппетитные запахи, наполняя мой проклятый мир. Я не могу не замечать их. Брюхо мое очень требовательно. Оно терзает меня всю ночь, ибо каждый вечер безжалостный голод просыпается вновь… Гррр… Все, что я желаю, должно принадлежать мне немедленно…
Конечно, не будь я все время на ногах, я мог бы сохранить в себе те силы, что отнял у жертв… Но мне не дозволено бесцельно оставаться на одном месте — люди в свою очередь уничтожат мою силу, чтобы утолить свое постоянное стремление к спокойствию.
Семь лет лапы мои будут носить меня по земле и приводить из ледяного леса в жаркий хлев.
Семь лет Луна-Одноглазая будет следить за мной своим бледным оком, ежедневно меняя форму, словно пытаясь уверить, что каждый раз за моими поступками наблюдает другой. И ее вызов будет пробуждать в моей глотке отчаянный вой.
Семь лет острых, будто жало, бесцветных ветров, текучих, как вода из неощутимых туч. Семь лет брюхо будет мне поводырем. Семь лет люди будут молиться и умолять иного хозяина, не истинного, ибо их слабосильный Бог не в силах справиться с моим, усыпанным чешуей и дышащим огнем. Семь лет, отточенных, словно семь стальных мечей, я буду вести жизнь отверженного существа, не знающего, кто оно на самом деле — человек или дерево, птица или булыжник.
Вздохи мои будут воем, пить я буду кровь, а насыщаться — горами нежной горячей плоти. А когда иссякнут запасы домашнего скота, пищей станут люди… Когда я выйду из этого леса, чьи тысячи застывших лап с кривыми цепкими корнями вцепились глубоко в землю… Когда я со своим неутолимым голодом окажусь меж толстых стен, что человек возвел вокруг своих шерстяных рабов, и выйду на клочок утоптанной земли, я превращусь в быструю и гибкую тень, в черную молнию, дышащую в кромешной тьме…
— Смотрите! Следы обрываются здесь… а потом ничего… — вдруг закричал Тийе.
Он обогнал трех остальных и первым вышел на опушку. Дальше начинался лес Корнюиер… Несмотря на утреннее солнце, здесь опустилась завеса тайны, и люди, потеряв мужество, не осмелились продолжить путь. Ибо за опушкой простирались владения хищника, который ночью проник в хорошо запертую овчарню Тийе, зарезал двадцать овец и сожрал еще двадцать.
— Наглый волчина, — ворчит Жирар, поводя в разные стороны ледяным дулом ружья и не осмеливаясь повернуться спиной к лесу.
— Проклятый волк!.. Если отыщу тебя, изрублю в куски, — рычит Тийе, и слова его как занозы впиваются в барабанные перепонки остальных. Тийе кипит энергией, он не стонет, а едва не задыхается от ярости, кровь приливает к лицу, и оно багровеет.
Тийе выпускает наудачу пули во враждебный, но спокойный сосновый лес, где бесследно скрылся волк, насытившийся его скотом. Вслед за Тийе вскидывают ружья Жирар и Тево, будто зверь вдруг возник перед ними — покорная и ясно различимая жертва для их яростных молний.
— Проклятый волчина, — кричит в свою очередь посеревший лицом Тево.
— Наши пули все равно найдут тебя, — глухо ворчит Жиро. У него кончились патроны, храбрости сразу поубавилось, и он спешит покинуть злосчастное место.
— Так, так, — наставительно произносит старик Лоре из Мафлие, лишь ногами и взглядом участвовавший в неудачной охоте, — так, так, не стану произносить лишние слова… Я думаю об оборотне…