И он трижды перекрестился, глядя исподлобья на тяжело дышавшего Федота.
— А если не врёшь, тогда скажи, с чего это вы её терпели? Красного петуха бы ей под крышу да и вся недолга!
— Ишь ты, красного петуха! — вновь усаживаясь, проворчал Антип. — Боялись мы — вдруг порчу наведёт али еще чего. Вот ты бы, например, не побоялся?
Федор окинул взглядом юродивую фигуру деда, провёл широкой пятернёй по взъерошенным волосам и как- то отрешенно произнёс:
— Ведьму- то я спалить не побоялся бы. А вот ошибиться и невинную душу сгубить… — он не договорил и, уткнувшись в колени, зашёлся в нестерпимом кашле.
Воспользовавшись моментом, дед Антип вытащил изо рта самокрутку и быстро- быстро зашепелявил, стараясь высказаться, пока Фёдора душил кашель.
— Ишь ты, ошибиться! Ведьма она была, вот те крест, ведьма! Жила, почитай, сто десять годков. И тогда, когда смерть за ней пришла, никак помирать не хотела! Говорить- то уже не могла, кричала как зверь, лицо страшное, истинная ведьма! Которые сутки лежала, а душа никак тело не покинет! Нечисть её душу держит, видно, расставаться не желает. Хорошо хоть, знающие люди в соседней деревне нашлись, присоветовали в полночь доску на притолоке выдрать. Так и сделали. Федор, тебя там не было! Как нечисть- то завыла, заскрипела, ужас до пяток пробрал, вот те крест! Как доску- то отодрали, так бабка и испустила дух!
Дед Антип замолчал и победным взором окинул покрасневшего от кашля Федора. Тот, всё еще продолжая кашлять, раздосадовано махнул рукой и, ни говоря ни слова, встал и качающейся походкой направился в сторону столпившихся у овина мужиков.
— Людишки думают, что мне нужны их противные воняющие останки! Как они ошибаются! Мне нужна лишь их энергия! Я высасываю её, как высасывают кровь, а разорванные потроха, выеденные внутренности — это всего лишь дань традиции. Пусть люди думают, что это так необходимо. Не надо разрушать их иллюзий! Пусть они думают, что я могу появляться лишь ночью, к тому же лунной. Как они ошибаются и даже не замечают моего присутствия. Старый граф мне опостылел! Он был слишком проницательным. Его потомки могут быть такими же, но надо сделать так, чтобы они не только не стремились познать оборотня как явление, но и чтобы само слово вызвало у них ужас. Надо навсегда отбить у них охоту ковыряться в грязном белье! Я знаю, как это сделать. Я перенес в гробницу тела убитых мной людей, а гроб с телом графа унес на болото и там тело надёжно спрятал, а гроб оставил в том месте, где его смогут со временем найти. Пусть старый Людвиг станет "оборотнем" и займёт моё место!
Ружья, оставшиеся ещё от Наполеоновской гвардии, были у многих. К тому же, молодой барин, напуганный не меньше других, приказал выдать мужикам пять мушкетов и три фузеи, а так же фунт серебра для отливки пуль. После того, как были пересчитаны пули и розданы ружья, мужики стали дежурить, в надежде и страхе узреть оборотня.
Федор, привалившись к ветхому забору овчарни, смежил очи и погрузился в тягучую дрёму. Вдруг сквозь пелену сна до него донеслось неясное ворчание и мерный топот тяжелых ног. Он вздрогнул и, открыв глаза, увидел стоявшего в пяти саженях огромного черного волка, немигающим взглядом уставившегося на спящего мужика. Озноб страха ещё не успел пробрать Федора, когда он вскинул фузею и нажал курок. Грохот выстрела прокатился над деревней, и словно молот в голове застучали слова деда Антипа: — В сердце надо целиться, в сердце!
Волк хрипло взвыл и, разбрасывая фонтаны брызг бьющей из груди тёмной крови, бросился бежать по трясине болота прямо к виднеющемуся в лунном свете кургану. Федор видел, как тот преодолел первые метры топи, поросшие чахлой растительностью, а затем будто бы растворился в мареве ночи. Федор еще глядел в сторону кургана, пытаясь разглядеть фигуру волка, когда со всех сторон начали сбегаться мужики. Даже некоторые растревоженные выстрелом бабы, забывшие про срам, простоволосые, выскочив из хат, прибежали к овчарне.
— Ну, ты того, по ком… по ком стрелял- то? — заикаясь и дергая Федора за рукав, спросил запыхавшийся от быстрого бега Сычкарь.
— Знамо по ком, — пытаясь совладать с колотившей тело лихорадкой, медленно протянул Федор и, упреждая возможный вопрос, добавил: — Попал! А как же не попасть- то! Вот ведь стоял: грудь к груди! Ещё чуть- не я бы его, а он меня. Как незаметно- то подкрался, — Фёдор покачал головой, — упырь, он и есть упырь!
Сычкарь, уже не слушая продолжавшего рассуждать Федора, опустился на колени и, светя себе невесть откуда взявшимся маленьким факелом, стал осматривать близлежащую траву. Долго искать место, где находился оборотень, не пришлось. В нескольких саженях от забора земля была покрыта кровью.