— Сейчас нарежу сыру, бисквит есть вкусный, попьёте чайку. И — спать. Поздно уже. У меня в комнате есть кресло раздвижное, там вам будет удобно. А в другой комнате спит сынишка. Хороший мальчик, ему двенадцать лет, завтра познакомитесь.
Человек, сидящий на краешке стула, лицом к двери, робко усмехнулся.
— Двенадцать лет… нежный возраст…
У него был мягкий, слегка дребезжащий голос. Блеклые голубенькие глаза и неопрятная русая бородёшка. Ладони, сложенные лодочкой, зажаты между коленями. И голова втянута в плечи. Словно он мёрз… Или был растерян… Или боялся. На нём обвисал дырявый свитер выцветшего кирпичного цвета, похожий на женский, обтрёпанные, замусоленные брюки пузырились на коленях, шлёпанцы-вьетнамки надеты на босые грязные ноги.
«На бомжа какого-то похож, — подумал Серёжа и хмыкнул весело. — Вот папка! И откопал же такого! Наверное, писать о нём будет…»
Мальчик зевнул, отступил потихоньку и пошёл к себе в комнату, слыша из кухни дребезжащий голос:
— Мальчик… Сын… Послушный, наверное…
ИГОРЬ
Игорь Лунёв очень осторожно, легонько тронул ногой деревянную ступеньку: не заскрипит ли она предательски? Заскрипит, конечно. Уж так обветшало это крыльцо! Впрочем, шесть ступенек можно перемахнуть в два шага, сильно толкнуть дверь — она тоже, небось, еле держится на петлях. Главное, застать того, кто внутри, врасплох.
А там, в комнате, был кто-то — это точно! Игорь слышал приглушённые звуки: тихие шаги, звяканье, то ли всхлипы, то ли чих… Уже сгустились сумерки, но огня внутри не зажигали. Оно и понятно. После позавчерашней облавы тот, кто обитает за этой дверью, испугался, притаился. И если почует его, Игоря присутствие, уйдёт через вторую дверь — она там есть, прямо на сцену. А там, через уже тёмный, густо заросший парк — только ищи!
Этот парк Лунёв знал с детства. Тогда он был совсем не таким — красивым, ухоженным, многолюдным. Особенно в воскресные дни, праздники. На «малой сцене» шла лекция, в «зелёном театре» — шумная викторина с призами, на «детской площадке» фокусник или клоун развлекали ребятню, танцплощадка, само собой, никогда не пустовала. А здесь, на «большой сцене», особенно интересные встречи проходили: с артистами, писателями — и городскими, и столичными приезжими. Концерты такие давались!.. А потом обязательно поднимался занавес, открывая экран, и шёл фильм — самый новый, впервые в городе!
Когда-то и он, шестиклассник Игорёк, выступал здесь со школьным духовым оркестром — дудел на трубе. И хорошо помнил с того первого раза, что если зайти за занавес, с левой стороны будет дверь в комнату, где готовились к выходу на сцену. Позже, уже начинающим журналистом, брал в этой комнате интервью у приезжих знаменитостей.
Но всё это было давно. Теперь парк хирел. Подсократали штаты, убрав всяких садовников, массовиков-затейников, культурных организаторов. Тем, кто остался, месяцами не платили зарплату. В тёплые выходные дни слегка оживлялся лишь уголок аттракционов: медленно крутилось «чёртово колесо», скрипуче подвывала, набирая обороты, цепная карусель, да из зала игровых автоматов доносились хлопки-выстрелы. Но и о лекциях, и о концертах вот уже сколько лет люди просто забыли. Танцплощадка сгорела, да так и осталась обугленная, зарастающая бурьяном. Слегка прихватил огонь и большую сцену, но тут его быстро потушили. А сама сцена, и длинные ряды скамеек, и высокий забор вокруг них постепенно заваливались, прогнивали, никому не нужные…
Вновь порыв ветра прошумел по верхушкам деревьев. Наверное, он нёс какую-то прохладу, но здесь, внизу, этого не ощущалось. Необычно знойный июнь изнурил город. Бесконечная сиеста! Днём на раскалённом асфальте, пыльных скверах, люди, казалось, еле передвигают ноги. Даже скоростные иномарки ездят, вроде бы, в замедленном темпе. Но вот последние несколько дней вечерами начинал дуть ветер и как будто даже нагонял тучки. Но, увы, по утрам от них не оставалось и следа. И всё же горожане взбодрились, ждали — вот-вот прольёт дождь, или даже ударит гроза. Пусть хоть ураган, лишь бы ушла жара!
Вот и теперь — порывы ветра радовали Игоря. Но радовали ещё и потому, что заглушали звуки его движения. Он сосредоточился: и… раз!
Дверь, конечно, была закрыта. Но и правда оказалась хлипкой. Человек там, в комнате, как загипнотизированный кролик, перепугано застыл в углу. Его стоящая на коленях фигурка, спиной к Игорю, лишь с повёрнутым белым лицом, выглядела так жалко, что журналисту на миг стало стыдно и неловко. Но вот человек вскочил, и Игорь рванулся к нему, стараясь не выпустить того из угла к какой-нибудь из двух дверей. Он понимал, что может напороться на нож. Надеялся лишь, что люди этого круга не агрессивны, а скорее безобидны и беззащитны. В большинстве. По крайней мере, стоящий перед ним человек выглядел именно таким.