Но вот, на исходе третьей седмицы лес стал другим. Гуще. Таинственней. Ладимира не сразу заметила, какими могучими стали стволы деревьев и с замиранием сердца вслушивалась в скрип ветвей. Волк будто чувствовал её волнение, тыкался носом в ладонь. Просил ласки. Ладимира незаметно крепче сжимала свой нож. Она ни разу не доставала его из-под передника, думая о нём как о священном обереге.
Вечером они остановились под большой раскидистой елью. Волк, по обыкновению, собирался охотиться.
– Ты куда? Нет, не уходи. Неспокойно мне здесь.
Волк поколебался и лёг рядом. Всё реже он ходил на задних ногах, всё меньше в его повадках проскальзывало человеческое. «Сколько же он в таком виде бродит, несчастный?» Но по его умным, жёлтым глазам она видела, что душа в нём всё ещё не озверела.
Ладимира вздрагивала от малейшего шороха. Волк просунул морду ей под руку и положил голову на колени.
– Тебе не страшно? – спросила она. – Конечно, нет. Ты сильный… Нехорошее предчувствие у меня. На сердце неспокойно. Кабы не случилось беды… – Ладимира перебирала пальцами тёплую густую шерсть, и волк блаженно жмурился.
Вскоре усталость стала брать своё, и она облокотилась на ель. Волколак лежал рядом, не шевелясь. Даже сквозь дрёму она чувствовала его тепло.
Ухнула сова, ветер прошёлся по кронам деревьев, где-то завыл волк. Ладимира открыла глаза.
– Неужели заснула?
Осмотрелась, но волка нигде не было.
– Волче! – тихо позвала, боясь нарушить тишину леса.
Темень стояла жуткая, на расстоянии вытянутой руки ничего не видно.
Ладимира тихонько выбралась из укрытия, кружась на месте, надеясь, что сейчас увидит его рядом. Но волка и след простыл.
– Охотится, должно быть, – попыталась успокоить саму себя. И вдруг услышала рычание, резкий лай и вскрик.
Ладимира побежала на звуки – на круглой поляне, окружённой могучими деревьями, её волк сражался с женской фигурой.
– Стой! – закричала девица и побежала к волку. – Стой!
Но он не слушал её, нападал на женщину, лицо которой скрывал капюшон.
– Нет!
Незнакомка увернулась от новой атаки, в руке блеснул кинжал, и Ладимира потянулась к своему на поясе. Капюшон упал.
– Матушка ведунья!..
Мора обернулась. Недобро блеснули её глаза. Волк замер, уставившись на свою спутницу.
– Ладимирушка, доченька, – голос елейный, а лицо злое. – Кинжал у тебя? Дай его мне.
Ладимира отступила на шаг, сжимая нож в руке. Припомнились слова родителей, что ведунья потребует плату за спасение. Волк тихо приближался, стал перед девицей, защищая.
– Ха-ха-ха! – рассмеялась Мора. – Ладимира, а помнишь, отца с матерью мёртвыми нашли? А помнишь, говаривали, будто оборотень их зарезал? – У Ладимиры всё внутри похолодело, руки задрожали, она бросила испуганный взгляд на волка. – Какая насмешка судьбы, не правда ли? Он их убил, а ты его спасти хочешь…
Для Ладимиры время остановилось, голос Моры доносился до неё словно бы издали. Она смотрела в глаза волка. «Неужели правда? Но как это возможно?» – билось в висках. Волк взгляда не отводил, прямо смотрел, как смотрят люди, которые уверены в своей правоте. Вдруг он зарычал и кинулся к ведунье.
– Ах ты, пёс! Что ж ты не сдох-то? Тварь! – Мора бросилась на волка.
– Нет! – Ладимира побежала ей наперерез, едва не наткнувшись на острое лезвие. Ведунья оттолкнула её с такой силой, что девица отлетела далеко и ударилась головой о дерево. Из руки её вскользнул нож.
– Ага! – взвизгнула Мора и бросилась к кинжалу.
Что было дальше, Ладимира не видела: темнота упала на глаза и она потеряла связь с этим миром.
Ей снился сон. Будто бы она в лесу, на этой самой поляне. Только не ночь, а ярко светит солнце. Волк стоит на задних ногах к ней спиной. Красный корзно на нём, подбитый мехом медведя, спадает до земли. Она зовёт волка. Он поворачивается. И смотрят на неё уже не волчьи жёлтые глаза, а человеческие. Перед ней не оборотень-волколак, а молодой мужчина. Длинные светлые волосы спадают на плечи. Он улыбается ей и протягивает руку. «Ладимира…»
– Ладимира… Ладимира, ты слышишь меня?
Она приоткрыла глаза. На неё смотрело лицо из сна.
– Очнулась, слава богам! – мужчина вздохнул с облегчением и опустил голову. Как будто сник весь. – Напугала меня, голубка.