— Вынь да положь! — кивнула Романова. — Он думал, раз журналистка, значит, все может.
— Наверное, так, — согласился Меркулов. — Но во время записи происходит и еще одно происшествие. В студию заглядывает то один, то другой. Среди них Аркадий Придорога. Он входит как раз в тот самым момент, когда обсуждается тема Козочки. Помнишь, Саша, твой оператор рассказывал, что приватизатор вдруг развернулся и так припустил из студии, что чуть не свернул аппаратуру.
— Побоялся, что Юрис его узнает, — сказал Турецкий.
— Именно. И задание, которое получила Ветлугина, ему очень не понравилось. Сейчас времена изменились, лучше оказаться трижды гомосексуалистом, чем агентом КГБ. Особенно тому, что собирается ехать в Гарвард и вплотную начать сотрудничать с американскими фирмами. Такое разоблачение Придороге очень не кстати. Тем более от Ветлугиной — кто знает, вдруг она начнет серию передач о бывших стукачах. От нее ведь всего можно ожидать. На всякий случай он устанавливает за Ветлугиной слежку.
— Которую ведут мои люди,— со вздохом признался Грязнов. — Она ездила в Ульяновск, в архивы; туда ей не удалось пробраться, но в ресторане гостиницы разговаривала с начальником местного отделения ФСБ. Этот контакт был заснят.
— Ветлугина ничего не выяснила, но Придорога этого не знал. Тем более контакт с ФСБ был запечатлен на пленке. Он начинает бить тревогу. Ветлугина определенно встает у него на пути. Мало того что она мешает ему прикарманить канал «3x3», он еще и смертельно боится, что она все про него узнает.
— И узнала бы, я в нее верю, — заметил Моисеев. — Не так, так по-другому выяснила бы.
— Ну вот и Придорога думал так же. И решил на всякий случай ее убрать. Он через Кошелева связался с нашим оборотнем Карелиным, и за определенную мзду...
— Как он мог! До сих пор не могу понять, — процедила сквозь зубы Романова.
— А мне Карелин всегда казался каким-то надменным, — сказал Моисеев. — Казалось, он всех нас считает букашками какими-то, слизняками.
— Ну, с его-то силой...
— Так ведь он и все человечество, наверно, держал за скопище таких вот букашек. Подумашь, раздавил одну. А тут за это еще заплатят...
— Такой же слизняк? — спросила Романова.
— Какая разница кто, — ответил Моисеев. — Заплатят за этого — он и его прихлопнет.
— Миленький портрет получается, — усмехнулся Турецкий. — Вот тебе, Шура, и «наша гордость майор Карелин».
— Значит, Максима Сомова тоже он? — спросил Грязнов.
— Не думаю, — ответил Меркулов. — Тут справился и один Кошелев. Наш рекламный мальчик первым догадался о том, что из себя в действительности представляет Аркадий Придорога. У него на даче он обнаруживает пропавшую кассету и карточку-заказ из «Глории». О том, что кассета украдена, на телевидении знали все — там сплетни распространяются с головокружительной быстротой. А карточку-заказ он тоже видел — в руках Светланы Придороги, а потому догадался, что это такое. Максим, правда, недооценил Аркадия, а может быть, переоценил свою власть над ним. Как бы там ни было, желая получить слишком многое, он потерял жизнь.
— Тут, по-моему, Аркадий запаниковал, — покачал головой Грязнов. — Кто бы Максиму поверил...
— Не знаю, — покачал головой Моисеев. — Шантажисты обычно преувеличивают свои связи, тот вред, который они могут нанести... Максим, почувствовав, что Придорога у него в руках, возможно, запросил слишком много. Шантажисты вообще обычно плохо кончают.
— И все-таки тут Слава прав, Придогора запаниковал. Стал изымать кассеты с интервью. А на них ведь ничего не было. Разговор про Козочку не записывали. Это его первый просчет. Попытка отнять кассету у Саши — это что-то смехотворное. Он тем самым только еще больше усилил наши подозрения. Становилось очевидным, что убийство Ветлугиной связано с записью интервью с Петровсом. Нападение в Феодосии? Это, конечно, человек Кошелева. Все это были серьезные просчеты Придороги, хотя в Феодосии Кошелев, возможно, действовал сам — решил убрать следователя, который слишком уж интересуется Львом Борисовичем Голубом.
— А ведь Кошелева не он убрал, — задумчиво сказала Романова.
— Тут-то все ясно как день. Кошелева убрал Карелин. Ему, как сотруднику милиции, удалось узнать, что пришли пальчики Голуба из Кандалакши. И как только их обладателя установили, наш майор едет к Кошелеву в Москворечье, тот его впускает. Они спокойно о чем-то разговаривают, после чего Борис Германович стреляет ничего не подозревающему хозяину прямо в лицо. Арест Кошелева был для майора Карелина событием очень неприятным. Ведь Кошелев был единственным, кто знал доподлинно, КТО именно исполнял заказ на Алену.
— А также того, кто заказывал.
— А также его.
— Ладно, Костя, — Романова вдруг со звоном положила но блюдце чайную ложку. — Ты все тут нам очень хорошо рассказал, по полочкам разложил. А теперь ответь — что делать-то будем? Ты же сам понимаешь — доказательств-то у нас НИКАКИХ!
Все угрюмо замолчали, потому что Александра Ивановна высказала сейчас то, о чем каждый думал со вчерашнего дня.
У милиции не было ровным счетом никаких оснований, чтобы задержать Аркадия Петровича Придорогу. Не то чтобы доказать его вину, а даже задержать по подозрению. Если бы можно было оживить Кошелева и Карелина, восстановить линию заказчик — исполнитель... Но они были мертвы, мертвее не бывает.
— Так что же, неужели так и оставим? — спросил Турецкий, хотя и сам прекрасно знал ответ.
— А что ты предлагаешь?
— Не знаю...
— Проще всего подослать киллера. Снегирев как, еще в Москве? Намекнуть ему, что, мол, так и так... Это, кажется, единственное, что в наших силах.
— Ну уж нет, — покачал головой Турецкий.
Он снова задумался над тем вопросом, над которым билась когда-то Алена. Имеем ли мы право поставить себя выше закона? Вот сейчас, когда вина известна, но невозможно ее доказать в суде. И он снова сказал себе — нет, не имеем. Иначе нам никогда, за десять тысяч лет, не построить нормального цивилизованного, правового государства.
И поэтому Придорогу будет носить земля?
Да, поэтому.
Иначе бал будет править майор Карелин.
Эпилог
1 июля
16:30
Ира вышла из метро и не торопясь направилась к дому. Синоптики каждый день предрекали грозу, однако июньская жара, словно в насмешку, отнюдь не собиралась спадать. Тем не менее Ире упорно казалось будто стоит глубокая осень. Так бывает, когда захватывает воображение книга, действие которой разворачивается совсем в другой сезон. Идешь по летней улице и вдруг, словно спросонья, удивляешься, почему не шуршат под ногами желтые листья и по асфальту не плетет ледяные кружева утренний заморозок. Однако никакой такой книжки Ира в последнее время не читала.
Ира шла по Фрунзенской набережной, и под ногами у нее шептали мертвые, как будто осенние, листья, а в прозрачном небе перекликались далекими голосами птицы. Что-то притронулось к ней, дохнуло в сердце несбыточным, поманило за уплывающим миражом... и кончилось. Пора просыпаться.
Ира вошла в подъезд, отперла ключом металлический ящик и привычно сунула руку за почтой. Вместо свернутой газеты ее пальцы натолкнулись на большой конверт из плотной бумаги. К конверту была приклеена гладкая бумажка с ее адресом и фамилией. Ни марок, ни почтовых отметок. Значит, кто-то зашел и просто запихнул в ящик. Что же там внутри: журнал со статейкой или фотографией какого-нибудь концерта? Нотная рукопись, подброшенная доморощенным гением композиции?
Мужа, как всегда, не было. Ира прошла на кухню и аккуратно вскрыла конверт. Там оказался пластиковый мешочек, но вместо журнала или нотной бумаги в него был завернут лист серовато-синего картона.
Рисунок не был завершен, но, если подумать, это его не только не портило, но даже придавало особенное звучание.