Ведь, в принципе, здесь было всё то же самое. Точно так же приходилось рычать. Точно так же приходилось показывать свои клыки и, если этого оказывалось недостаточно, - пускать их в ход, не опускаясь до уровня жалких слабаков с их пустыми угрозами без реальных последствий. Точно так же приходилось повышать голос и отстаивать своё право на лидерство, ставя всяких скулящих выскочек на место. Здесь тоже были своего рода блохи, неизбежные, порою немало досаждавшие своими регулярными укусами, но привычные и неспособные помешать всерьёз. Иными средствами, но так же, по сути, приходилось метить свою территорию, чтобы другие бизнесмены и политики не смели позариться на то, что было уже занято им. Здесь точно так же устраивали сходы, где начинали выть, рычать и скулить, поднимая и обсуждая актуальные вопросы.
Но вместе с тем Вольфганг не был совершенным эгоцентриком и заботился не только о собственной шкуре, но и об интересах собственной стаи (из которой, впрочем, нередко изгонял тех, кто демонстрировал свою слабость, паршивость и ненадёжность), а также - электората, справедливо полагавшего, что за его словами неизбежно следуют дела. Вынужденная агрессия была для него не блажью, но необходимым инструментом в поддержании порядка и дисциплины в общении со своими и отстаиванием интересов в общении с чужими. Но, как таковая, не являлась самоцелью. Оборотень умел не только карать и наказывать, но также замечать и поощрять, заблаговременно и дальновидно поддерживая тех, кто был нужен, важен и полезен в его деле.
Сначала выдав себя за пропавшего нелюдимого человека (на самом деле являвшегося тем самым оборотнем, который некогда имел глупость его укусить, за что, впоследствии, горько поплатился), и обзаведясь полезными связями в определённых кругах, он сделал для себя документы, успешно интегрировавшись в человеческое общество, после чего за рекордные сроки сплотил вокруг себя единомышленников, подмяв под себя весь легальный и нелегальный бизнес провинциального городка, вскоре сделавшись его бессменным мэром. Затем он превратил свой родной лес в природный заповедник, первым делом запретив проводить там какую-либо охоту и, вместе с тем, параллельно запустил программу, направленную на спасение сократившейся популяции волков. В городе и его окрестностях поползли достоверные слухи о том, что нарушавшие постановление браконьеры, сумевшие избежать судебного преследования, вскоре просто начинали бесследно исчезать.
Но и эти заметные успехи казались ему недостаточными, поэтому, потратив время и средства на подготовку почвы, он пробился в большую политику, имея в своём запасе далеко идущие планы, при этом не забывая организовывать, поддерживать и спонсировать любые реальные начинания, направленные на поддержку «братьев наших меньших», в особенности - волков. И вместе с тем он внимательно следил за тем, чтобы выделенные средства употреблялись исключительно на те цели и нужды, на которые были им выделены.
Общества охотников, лавки таксидермистов и музеи с выставками чучел животных впадали у него в немилость: на официальном уровне их профессиональная деятельность всячески осложнялась посредством рычагов бюрократического аппарата, акций протеста и принятия различных поправок к законодательным актам, в то время как неофициально их конторы громили, дома поджигали, а представителей доходчиво убеждали отказываться от своих затей, либо заставляли бесследно исчезать.
Консолидируя сообщества активных правозащитников по всему миру, Вольфганг закладывал почву для создания «Международной конвенции о правах животных», которая должна была предоставить им неотъемлемые права, схожие с аналогичными положениями «Международной конвенции о правах человека».
Не чужд он был и вопросов культуры, науки и искусства. К примеру, посреди стола в его рабочем кабинете располагалась бронзовая статуэтка в виде волчицы, вскормившей Ромула и Рема, а любимым изречением являлось крылатое «Homin homini lupus est». В его картинной галерее имелось немало картин на лесную и, в частности, волчью тематику, а полки книжных шкафов ломились от научно-исследовательских томов о дикой природе и художественных произведений, описывавших волков не в качестве кровожадных и злых негодяев, но благородных и мужественных созданий, живущих в соответствии с присущим им кодексом чести. Особое уважение у Вольфганга вызывал Редьярд Киплинг и, в частности, созданный им образ благородного и мудрого волчьего вожака Акеллы.
Приобретя несколько частных телевизионных каналов о дикой природе и парочку солидных издательств, он принялся поощрять создание фильмов и передач, в которых волки неизменно преподносились в положительном амплуа.