Потом оказалось, что Лилиан была богата. Что она была в него влюблена, почти с оттенком безумия, раз пошла против воли родственников и вынудила их согласиться на брак с наследником постепенно разоряющегося рода. Что именно ее предлагали ему в жены, но он уехал, не зная этого, даже не увидев и как следует не познакомившись с ней. Возможно, он был глуп. Возможно, нет. Он до сих пор не знал, как поступил бы, если бы вся эта ситуация повторилась снова. Нет ничего более жалкого, чем брак из жалости.
И сейчас судьба почему-то снова свела их. Наверное, высшим силам кажется забавным, водить людей по кругу, тыкать их в следы собственных ошибок.
Болезненная девушка, уже тогда удивлявшая какой-то прозрачной хрупкой красотой, выросла за эти годы и расцвела. Прекрасный цветок, с детства охраняемый садовниками от всех напастей. Здоровьем герцогиня Эверская действительно была слаба.
— Лилиан. — склонил голову он.
— Севэриан. Ты узнал меня. Я надеялась на это. — ее голос был очень тихим, будто она умирала каждое мгновение, с каждым прошедшим ударом сердца, а потом снова возвращалась к жизни. Ее жизнь до сих пор казалась ему настолько хрупкой, что ему стало неприятно.
— Почему ты решила… вспомнить обо мне, Лилиан? — спросил он.
Краем глаза он заметил, как Йин нырнула под стол и появилась с победно зажатой в руке вилкой. Брат слегка поморщился. Хамоватая сирота его раздражала, но он вынужден был терпеть. Севэриан снова был старшим наследником, и этот дом по завещанию отца, которое тот и не скрывал, полностью принадлежал ему. Как и большая часть состояния.
— Севэриан… я узнала, что с тобой произошло несчастье, и я пришла… я решила…
— Поплакать на его волосатом плече. — очень тихо, так что даже сидящий рядом брат не услышал, буркнула под нос Йин. Зато услышал он сам.
Он до сих пор не понимал, что удерживает его от того, чтобы последовать полезному и очень недурному совету Риана. Даже сейчас.
— Спасибо, за беспокойство, Лилиан. Но право не стоит. Я сумею справиться со всеми проблемами. Со временем.
— Севэриан… — никто ни до этого, ни наверняка после никогда не произнесет его имя так, не вложит столько боли, надежды, отчаянья в одно единственное слово. Она вскинула огромные, наполненные сочувствием глазищи. — Значит, слухи не врут… но знай… Мне не важно, как ты теперь выглядишь. Мне главное было убедиться, что ты в порядке.
Воздух в комнате показался ему спертым и душным. Женщины… Чтобы оттянуть ответ, он наконец выдвинул стул, сел за стол. Столовые приборы находились как раз рядом с ней, к своей тарелке и поданным кушаньям она почти не притронулась.
— Благодарю за заботу, Лилиан.
Повисло молчание. Для него тягостное, для нее полное ожидания. Будто у него было мало других проблем.
— Знаешь… я так до сих пор и не избрала свою судьбу.
Не замужем, значит. Что ж…
Все происходящее напоминало ему плохо поставленный спектакль. Опущенные глаза брата, ожидание ответа, попытка пройти по грани, по тонкому льду разговора и не обидев никого, выпутаться самому. Снова заломило виски. Головная боль. Болезнь аристократов. Но она поняла все сама и встала.
— Прошу меня извинить, но мне пора идти. Рада была увидеть тебя, Севэриан. В следующий раз… Можешь открыть лицо, Севэриан. Я не испугаюсь.
Она коснулась его скрытой в перчатке руки. Немного властно. Уже не то робкое касание, напоминающее прикосновение ветерка. Теперь она была полноправной герцогиней, но он все также занимал ее мысли.
— Прощай, Лилиан.
— До свидания. — слабо улыбнулась она. — я уверена, мы еще встретимся.
Он понадеялся, что это первый и последний светский визит, который ему могут нанести.
— Йин, прекрати, я не собирался снимать маску. Нечего делать такие страшные глаза. — сказал он, когда герцогиня ушла. Даже после ее ухода в воздухе остался витать хрупкий, едва уловимый аромат цветов. С некоторых пор цветы вызывали в нем лишь самые неприятные ощущения.
Может, и стоило снять маску, подумал он. По крайне мере это бы решило все раз и навсегда.
— Зря ты это, брат. Она богата. — сказал Дагмир, вертя в руках бокал и рассматривая, как золотистое вино мерно плещется о его стенки. Несчастья, обрушившееся на семью, сделали его практичным, циничным и безразличным в определенных вопросах. Страшная троица. — А это проклятье не вечно, ты же сам сказал, что избавишься от него. Ты никогда никого не любил, брат. И вряд ли будешь, какая тебе разница. Если она до сих пор сдуру не забыла тебя… ай! Идиотка!