— Я бы хотела сделать заявление, — сказала Тина, когда охотник закончил объяснять действие оружия.
Сент-Сира очень удивила ее реплика, потому как до сего момента она не проронила ни слова. Пожалуй, это было самое длинное предложение, которое она вообще произнесла в его присутствии.
— Какое? — спросил он, наконец.
— Я хочу, чтобы кто-нибудь проверил Уолтера Даннери.
— Кто это? — озадаченно спросил Сент-Сир.
— Мой отец уволил его из семейного бизнеса примерно полтора года назад.
Сент-Сир посмотрел на Джубала:
— Он может представлять угрозу?
Джубал отмахнулся от этого предположения, как от надоедливого насекомого, кружившего у его лица:
— Он был слабохарактерным казнокрадом. У такого человека смелости не хватит сделать что-то подобное.
— То же самое, — пробормотал Сент-Сир. — Но я бы все же хотел узнать, кто он такой.
— Мои бухгалтеры предъявили мне доказательства того, что он присвоил почти двести восемьдесят тысяч в течение девяти месяцев. Его отпустили, но он, кажется, винит во всем меня. Поведал слезливую историю о слабовольности моих детей, больной жене, все очень драматично. Но он ушел из Дармы довольно давно — чуть больше года назад.
— Инспектор Райни о нем знает?
— Конечно.
— Он проверил этого Даннери?
— Да. Он ушел на Ионус, в большую индустрию. Тот, кто нанял его, должно быть, непроходимый дурак, но это уже не моя забота.
Сент-Сир повернулся к Тине и сказал:
— Но у вас об этом свое мнение?
— Да, — ответила она. — Его очень расстроило увольнение, придя сюда, он кидался вещами.
— Кидался вещами?
— Разбил вазу, — буркнул Джубал. — Он был эмоционально неустойчив, говорю же вам. Я самолично выкинул его отсюда.
— То же самое, — повторил Сент-Сир. — Я пошлю световую телеграмму на Ионус завтра утром, посмотрю, что мне смогут рассказать. Только самый глупый детектив упустит улику только потому, что она кажется незначительной.
Семья рассыпалась по комнатам, чтобы приготовиться ко сну, Сент-Сир, сверившись со схемой дома, убедился, что Тина — единственный член семьи, живущий на втором этаже. Он последовал за ней, снова наслаждаясь изгибами ее тела, мягким блеском густых черных волос; нагнав ее в конце коридора, он взял ее под руку.
Она подняла голову, сверкая черными глазами, губы ее были поджаты. Когда он задавал вопросы, это было лишь еще одним поводом для допроса; био-компьютер поверил в его беспристрастность. В конце концов, это всего лишь вещь.
— Могу я проводить вас в вашу комнату? — спросил детектив.
Она перевела взгляд на пистолет в ее руке, но все же кивнула:
— Хорошо.
В лифте, когда они остались одни, он спросил:
— Почему ваша комната так далеко от остальных?
— Четвертый и пятый этажи в основном задействованы под спальни для членов семьи, для гостей или под небольшие художественные галереи и музыкальные комнаты. Третий этаж использует отец. Библиотека тоже находится на третьем этаже, а также комната для отдыха, гостиная, кинозал и бассейн. Студийный этаж занимают хранилища, кухни, столовые и моя студия. Как вы уже знаете, я художница. Мне нужно много пространства. Второй этаж — единственное место, которое подходит на роль моей студии. Вы скоро поймете, о чем я.
Двери лифта открылись, и свет из коридора на мгновение ослепил их.
Они остались наедине, или что-то вроде того.
— Сюда, — кивнула она.
Подойдя к двери, она открыла ее и вошла внутрь, пригласив его.
Он прошел следом за ней.
Комната выглядела впечатляюще, она отличалась высоким потолком, который находился в добрых пятидесяти футах над головой Сент-Сира и был украшен витражом, отражавшим солнечные лучи всеми цветами радуги и складывавших их в изумительный узор. Все стены были белые, почти что ослепительно белые, украшенные только несколькими картинами Тины. Еще две двери вели в другие комнаты, а большое окно с решеткой сорока футов в длину было способно осветить всю комнату. Сама комната была примерно шестьдесят на шестьдесят дюймов.
— Видите? — спросила она, робко улыбнувшись.
— Очень мило.
— Я рада, что вам нравится.
— Это вы нарисовали? — спросил он, подойдя к ближайшей картине, хотя по стилю и подписям, таким же, как на пятом этаже, отлично понял, что они ее.
— Да, — в ее тоне не прозвучало ни капли гордости.
Он вгляделся в портрет и узнал Джубала в человеке, изображенном на нем, только он был исключительно синего и зеленого оттенков — будто ты смотришь на него сквозь потрескавшееся цветное стекло.