Я отворил одну из дверей. И в этом помещении бомжары креативно порылись. Опрокинутые шкафы, потрескавшийся старорежимный монитор, раздерганные волоса проводов и кабелей. Пыль, образующая кучевые облака из-за любого прикосновения. Пожелтевшая бумага, исписанная рукой и разлетевшаяся как осенняя листва, в том числе использованная бомжами – с характерными коричневыми «письменами». Чертежи на ватмане, документация, распечатанная на игольчатом принтере, и даже, Бог мой, на пишущей машинке – где нынче такое найдешь?
Может, поддатый сторож иногда и забредает сюда, но сейчас живых здесь нет. Я двинул к выходу и поскользнулся, по счастью, не на дерьме, а на какой-то стопке бумаги.
Машинальный взгляд на верхний лист – и он мне показался чем-то знакомым. Это ж описана матрица первичных эмоциональных реакций на оптические раздражители. А вот схемы поведенческих алгоритмов. Похоже, тут разрабатывался VR-интерактив. Причем в допотопные времена игольчатых принтеров. Или мне кажется? Захвачу с собой, пожалуй, гляну на досуге. Только найду папку и сгребу бумаги.
Сунув толстую папку под мышку, я вышел на улицу. Напряжение прошло, я просто чувствовал себя выдохшимся. Совсем стемнело. Ладно, до дома где-то час бодрого хода.
Добрёл за два. По дороге меня пару раз пытались побить и ограбить, и один раз пообещали сексуально использовать – какой-то говнюк сильно толще меня. Но удар увесистой папкой по налитой физиономии насильника положил конец наглым посягательствам. Это я, кстати, из сценария взял – от стопки бумаги синяков не остается.
Открыл дверь дома своей биометрией – по счастью, утром настроил электронного привратника на распознание моего зрачка – и упал грязной мокрой кучей на пол в полном изнеможении. Велел привратнику, чтобы сообщил в полицию о месте аварии, а сам завернулся в коврик и собрался заснуть на месте.
И вдруг зуммер, кто-то хочет прийти в гости. Не хочу ни с кем общаться, провалитесь все.
– Включи интерком, – сказал я, тем не менее, привратнику.
Судя по хрипловатому голосу, на который оказали воздействие алкоголь, курево и привычка орать по любому поводу, у дверей ненавязчиво тёрлась моя недавняя попутчица с припудренным фингалом.
– Впустите меня, пожалуйста, хочу вернуть ваш мобильный и бумажник. Я всё объясню, – интонации были просящими и трепетными.
– Слушайте, чувствую я себя погано. В значительной степени из-за вас. Бросьте мобильный и бумажник в почтовый ящик. Объяснения как-нибудь потом. Если всё окажется на месте, я не буду подавать заявления в полицию.
– Впустите меня и я вам помогу. Я работала медсестрой.
– А я думаю, что вы работали кикиморой болотной и специализировались по доставке несчастий. Именно таким голосом просят впустить в дом посланцы ада.
Я глянул на экран видеонаблюдения. Двухканальная камера не показывала ничего примечательного на полсотни метров. За исключением самой дамы, которая сейчас напоминала вымокшую кошару. Непонятно, как она пересекла охраняемый периметр нашего квартала для богатеньких, где кругом и дроны, и видеокамеры, и патрули. Но свои цацки я хотел бы получить обратно. Богатые ж, как правило, жадные.
– Ладно, впусти ее, – сказал я привратнику, – только проверь терагерцевым сканером на закладки.
– У сканера постоянная ошибка со вчерашнего дня.
– Да, чтоб тебя, нескладный. Ладно, просто впусти ее. Она могла меня спокойно грохнуть, когда я был в отключке.
Едва она вошла, меня снова стало тошнить, наверное, от её вида и дурных воспоминаний. А когда я вышел из сортира, то незваная гостья уже основательно пошастала по дому. Сделала чай, бутерброды и даже положила на стол в кабинете ту самую папку с бумагами, которую я притащил. Как «бывшая медсестра», она заглянула мне в зрачки, расширенные ли, и пощупала шишку на голове.
– Сотрясения нет, или есть, но небольшое, – уверенно заявила и тут же спросила с интонациями неискушенной крестьянки. – А неплохой у вас особнячок, вы один во всех комнатах живете?
– В некоторые и не вхожу никогда.
Жую я бутерброды – а руки у нее ловкие, даже догадалась, что надо на них петрушку положить, и это мне нравится – вместо тошноты нарисовался аппетит. Смотрю, как она носится по кухне, делая омлет, и притом быстро въезжает, где и что лежит из съестных припасов. И как-то мне легко стало, даже травмированные места перестали болеть, голова сделалась пустой, безболезненной.