Вот это, скажу вам, были переживания!
А ведь я совсем не «кисейная барышня», как говорили в старину. Приходилось мне ездить верхом на ослике в зоопарке (как я уже рассказывала), а живой ослик — это вам не игрушечный конь-качалка на полозках. И скакать на лошади я умею. На ипподроме, куда мы иногда ходим с папой, я всегда выбираю знакомую лошадь Карамель, хоть она и с характером. После прогулки вытираю её и чищу стойло. А в небе я летала самолётами и даже на вертолёте.
Но все это было не то!
Лошадь Карамель если и взбрыкивала иногда, то какая там у лошади скорость?
С вертолётом и самолётом тоже ясно: сидишь вместе с другими пассажирами в освещённом салоне, угощаешься напитками, конфетами или бутербродами. Ну, выглянешь в окошко, посмотришь на облака или вид внизу. Да, мешает иногда гул двигателей или болтанка из-за плохой погоды. Но это все ерунда!
А сейчас у меня в ушах свистел ветер, зубы мои стучали от ночной прохлады и в глазах бешеной каруселью вертелись то темнота, то небесные и земные огни. Ну и дела!
— Котик, милый, полетели домой, — опять попросила я. — Ричард Фаренгейт, домой, говорю!
Но «котик» даже не повёл ухом, потому что ушей на его орлиной голове не было. И он продолжал резвиться.
Потом всё-таки кот обратил на мои слова внимание. Повернул орлиную голову и ответил звуком, от которого я вздрогнула. Это было что-то среднее между скрипом больших, поломанных тормозов и гудком поезда. Мяукнул? А кошачья мордочка во лбу сияла блаженством, словно он напился сливок.
И тут до меня дошло-доехало!
Пушистый, маленький Ричард Фаренгейт совсем не был упрямым и глупым хулиганом. Он был настоящим котом-мечтателем. Его тянуло в небеса, он стремился взлететь. Потому и забирался как можно выше на деревья, надеясь на чудо. И теперь, когда это чудо с ним произошло, прервать фантастический ночной полёт и вернуться домой он не желал!
«Ты бы вернулась? — спросила я себя. — Да, но позже, когда соскучилась бы и проголодалась. Одно утешение, что Ричард Фаренгейт обожает своих хозяев и любит покушать. Ладно, потерпим-подождём».
Постепенно я не то чтобы привыкла, просто оборотень наигрался и летел по небу спокойно. Только иногда закладывал широкие повороты или выписывал восьмёрки. Но теперь у меня появился новый повод для беспокойства.
Я заметила в лунном свете, что справа и слева от нас проносились какие-то существа. Птицы? Какие птицы летают ночью так высоко? А были они размером со страуса или больше. Но страусы не летают!
Мне стало жутко не только из-за высоты. И неожиданно для себя я поступила так, как делают дети, когда им страшно. Я громко заорала песенку, которую сочинила мама, играя со мной маленькой:
Ричард Фаренгейт повернул ко мне голову, блеснул орлиным глазом, посверкал кошачьими глазами. И опять «мяукнул», теперь уже громче и протяжнее. А странные создания, которые сопровождали нас, ответили такими жуткими голосами, до того стало страшно, что я заорала песню изо всех сил:
А мне всё подпевали и подпевали невероятные голоса оборотней. С перепугу я пропела песню раз десять, иногда ужасно фальшивя и переставляя куплеты и слова. Оборотни не протестовали, наоборот, их завывания и взрёвывания показывали, что мое исполнение им нравится.
И вот, когда у меня от страха тряслись уже не только поджилки (не знаю, что это такое, но так говорят), а просто зуб на зуб не попадал (и от холода, между прочим, тоже), я вдруг придумала как прекратить этот концерт.
— Котик, кушать, домой, Гена тебя покормит, — хитро сказала я. — Домой, кушать! Кушать, домой! Ричард Фаренгейт кушать хочет, да?
Эти приятные слова всегда производили на кота самое волшебное действие, а несколько раз даже заставляли слезть с дерева. Вот и сейчас он заложил крутой вираж и развернулся.