* * *
– На самом деле принцип функционирования проходов был открыт уже больше полувека назад. Правда, Гедель занимался выведением механизма, на основе которого осуществляется работа машины времени, но это не меняет того факта, что, по сути он разрешил загадку проходов.
Аркаша, уступив единственный в аналитическом отделе стул Тарасу, заложил руки за спину и расхаживал вдоль окон-розеток, периодически натыкаясь на углы стола. Впрочем, аппаратура в аналитическом отделе сожрала почти всё свободное место, так что, сделав два шага в одну сторону, Аркаша вынужден был поворачивать обратно, и оттого Тарасу упорно казалось, будто аналитик беспрестанно кружится на одном месте.
– Что это за механизм, спросишь ты.
"Непременно спрошу", – съязвил про себя Тарас. И подавил зевок.
– Дело в том, что материальная частица описывается в теории относительности траекторией, называемой мировой линией. Мировая линия состоит из событий. Событие – это точка в пространстве-времени. Само пространство-время – ни что иное как множество, многообразие всех событий во Вселенной. В каждой мировой точке пространства-времени задан световой конус, состоящий из двух половин: конуса прошлого и конуса будущего. На каждой мировой линии течет собственной время. Наклон и угол раствора этих конусов определяют кривизну пространства-времени, которой в классической физике Ньютона соответствуют гравитационные поля материальных тел.
Ирочка предусмотрительно пристроила на край подоконника раскладную доску, и Аркаша, схватив маркер, принялся увлеченно чертить на ней какие-то диаграммы и символы.
– Гравитационные поля могут в определенных случаях допускать так называемые временн ые петли, замкнутые гладкие временеподобные мировые линии. Это Гедель так называл наши проходы. Чтобы понять, как возникают временные петли, надо нарисовать окружность, которая всегда лежит внутри соответствующим образом наклоненных вот этих вот конусов, – Аркаша выразительно постучал маркером по одной из схем на доске и, кажется, впервые вспомнил, что у него есть слушатель.
Тарас с готовностью вытаращился на лектора – умение, которым он в совершенстве овладел в университете.
– Гедель назвал это гравитационное поле, порождающее нужный наклон конусов, то есть нужное искривление пространства-времени, естественной, природной машиной времени. Он говорил, что человеку просто пока не приходилось в своей практической деятельности сталкиваться с такими полями, но это не значит, что они не существуют. Ну, мы бы могли ему точно сказать, что они существуют. Но хотя Гедель правильно объяснил принцип функционирования проходов, заметь, объяснил, даже ни разу с ними не столкнувшись, его теория породила любопытный конфликт с теорией причинности…
Тарас незаметно вздохнул. Он забыл физику с математикой, как только сжал в руках тонкие корочки диплома о среднем образовании, и потому все эти формулы и графики, которые рисовал сейчас аналитик, были ему всё равно что китайские иероглифы.
Аркаша давно уже с головой ушел в схемы на доске и всё говорил, говорил, говорил… До сознания Тараса доходили только обрывки фраз, значение которых он не понимал:
– …основаны на идее координативной дефиниции: первая координативная дефиниция относится к единице длины, вторая – к конгруэнтности… А каждый целостный уровень с его новой формой темпоральности предлагает решение неразрешимых конфликтов предшествующего уровня… Теории однонаправленности и строгой причинности времени не нашли своего подтверждения на практике…
– Можно вопрос? – перебил стажёр, когда скука стала просто невыносимой. – Я правильно понимаю: на самом деле однонаправленность и теория причинности времени неверны?
– Правильно, – просиял Аркаша, кивнул, отчего его смешные круглые очки слетели на пол, но были тут же заботливо водружены на место Ирочкой. – Прошлое вовсе не линейно и не последовательно, несмотря на то, что все поклонники Бредбери твёрдо убеждены в обратном. Время многовариантно – именно этим объясняются частенько встречающиеся существенные расхождения в исторических фактах. И чем дальше события отстают от условной точки отсчета, тем больше разброс в вариантах. По сути, основа этого принципа в целом верно изложена в теории мультиверса.
– Мультиверса? Параллельных миров?
Аркаша недовольно поморщился и поскреб маркером затылок, не обратив внимание на то, что забыл закрыть его колпачком. На белобрысой макушке появилось несколько тёмно-зелёных прядей.
– Параллельные миры – это уж как-то слишком… примитивно. Как из фантастической книги. Но в общих чертах – да, – подвёл итог аналитик и снова забубнил: – Теорию мультиверса следует строить как формальную теорию T, максимально похожую на общую теорию относительности, то есть как теорию одной четырехмерной вселенной, а параллельные вселенные должны появиться при построении моделей формальной теории. Основой этой теории может послужить так называемая синтетическая дифференциальная геометрия Ловера-Кока…
Тарас не мог переварить совершенно далёкие от него, гуманитария, физико-математические премудрости, и потому снова невежливо перебил, возвращаясь к тому, что его интересовало и что он хоть как-то понимал:
– То есть существует бесконечное число вариантов прошлого?
– А? – рассеянно переспросил сбитый с мысли Аркаша, поскрёб затылок, увеличив тем самым количество зелёных прядей, а потом вздохнул: – Ну, если брать за основу формальную теорию мультиверса вместе c теми выкладками о времени, которые я тебе уже рассказал, то прошлого как такового, то есть строго однонаправленного и детерминированного, как в учебниках истории, не существует. Существует бесконечное множество вариантов одного и того же прошлого, относительно тесно сгруппированных возле ключевых исторических моментов. Чем глубже в прошлое, тем шире разброс, тем дальше отход от центральной точки. Но центральные точки должны оставаться неизменными. Именно поэтому мы и можем относительно свободно вмешиваться в незначительные события прошлого – в глобальном смысле они для развития истории несущественны. И именно поэтому мы не должны ни коим образом менять ключевые события, потому что они – своего рода скелет, на котором всё крепится. Иначе… – Аналитик звонко чихнул и спросил: – А ты знаешь, что будет иначе?
– Возникнет новая линия истории, которая будет развиваться самостоятельно. И она будет расталкивать соседние линии, чтобы отвоевать себе место и втиснуться в уже и так плотную ткань истории.
Аркаша поморщился и неохотно признал:
– В принципе, всё верно, хотя объяснение примитивное, а уж терминология…
Опасавшийся продолжения лекции на неизвестном ему физико-математическом языке, Тарас попытался отвлечь аналитика:
– А как определяют, какие события – ключевые, а какие – нет? Ну, кроме самых явных, конечно.
– Да как и всё остальное – методом проб и ошибок. Вот сдвинем то, что сдвигать не надо, посмотрим на последствия и пишем себе на заметку – это событие тоже трогать нельзя.
Тарас вспомнил, что примерно так же ответил ему Илья на вопрос о том, как определяют цикл прохода, и поёжился. Работа конквестора вдруг вызвала у него ассоциацию с работой сапёра, идущего по минному полю. Они тоже действуют методом проб и ошибок. Точнее – проб и ошибки. Одной-единственной ошибки…
– Угу. Значит, именно поэтому, если обычный ход событий известен, вы стараетесь придерживаться его как можно ближе, да? – уточнил Тарас. Становилось понятно, зачем Папыч отправил Илью замещать Ахилла – нужно разыграть осаду Трои как можно ближе к "оригинальной версии", как можно ближе к уже известному, проторенному, а, значит, относительно безопасному пути.