Терсит молчал. Разницы он, похоже, не уловил. Агамемнон жестом велел увести его, а потом произнес, чеканя каждое слово:
– Когда против меня заговор плетут, этого не прощаю я. Даже любимчикам богов вроде тебя.
Для себя Агамемнон уже решил, что Ахилл – изменник, и доказывать обратное не имело смыла. Да и зачем? Илье это было только на руку, всё равно ведь ему с царем ругаться, и какая разница по какому поводу.
Агамемнон, тем временем, снова завёлся:
– Рядовые воины – что они понимают? Они слышат поганые речи презренного сына Агрия, слышат, что сам Ахилл согласился с ним – и всё, готовы после этого что угодно совершать! Как-будто Ахилла согласие – это тоже, что и благословение богов! Некоторые к кораблям уже отправились, решили немедленно отплывать! Ты что, думал, что сможешь армию расколоть, которую столько лет я собирал? Что сможешь меня заслуженной победы лишить? Великой победы, с которой в веках я прославлюсь? Не выйдет! Слышишь ты меня? Не выйдет!
Илья молчал. Агамемнон перевёл дыхание и продолжил уже гораздо спокойнее:
– В одном я с Терситом, сыном Агрия согласен. Делиться добычей и впрямь надо, чтобы не было недовольных.
– Мои мирмидоны всем довольны.
– Я не о них речь веду. Со своими царями надо делиться добычей.
Илья покачал головой:
– Ты видел, чтобы у нас была добыча? Мы сражались на поле боя, а не трупы грабили.
– А пленница? – требовательно осведомился Агамемнон.
– У тебя своих мало? – обрадованно спросил Илья; он увидел прекрасный повод разругаться с Агамемноном и сообщить, что мирмидоны не будут участвовать в битвах.
– Как царь я имею право на любую добычу, какую пожелаю. И желаю я твою пленницу-амазонку.
– Желай, – пожал плечами Илья, всем своим видом демонстрируя, что его это нисколько не беспокоит.
– Я знал, что ты откажешься, – хищно осклабился Агамемнон и подал знак.
Полог шатра снова раздвинулся, и два коренастых грека втащили внутрь упирающуюся белокурую амазонку, уже развязанную и в одной тунике. Пенфесилея бросила быстрый взгляд на Ахилла, а потом с яростью уставилась на Агамемнона и что-то злобно процедила сквозь стиснутые зубы.
– Сначала я с ней развлекусь, потом поделюсь со своими солдатами, – злорадно сообщил Агамемнон, и присутствовавшие в шатре стражники одобрительно зашумели. – Ну, и что ты скажешь теперь? – и поскольку Илья по-прежнему молчал, он добавил: – Будешь знать, как против меня заговоры строить!
То, что произошло дальше, не ожидали ни Илья, ни Агамемнон. Пока они меряли друг друга горящими взглядами, амазонка исхитрилась вывернуться из рук державших ее стражников и выхватить у одного из них ксифос. Быстрым коротким движением она заколола стоящего рядом с ней грека прежде, чем тот успел что-либо сообразить. На миг Илье показалось, что сейчас воительница бросится на Агамемнона, бросится несмотря на то, что не успеет даже добежать до него – ведь у роскошного диффа царя бдительно караулили преданные стражники…
Пенфесилея тоже это понимала. И приняла единственное приемлемое для нее решение. Гордо вскинула голову, перехватила рукоять короткого меча обеими руками и направила острие себе в грудь.
Раздался резкий вздох, и тело амазонки упало на пол.
Илья сглотнул.
– Агамемнон, сын Атрея! – выкрикнул он. Ян объяснял, что у древних греков назвать человека только по имени было знаком уважения. Так обращались к лишь царям и героям – считалось, что они столь прославлены, что их всякий узнает по одному имени, без уточнения, чей он сын. Всех же остальных называли по собственному имени и имени отца. "Правила почти как у нас с именем-отчеством, только наоборот", – усмехнулся тогда Ян.
Назвать царя по его имени и имени его отца было знаком вопиющего непочтения, и Илья пошёл на это вполне сознательно.
– Агамемнон, сын Атрея, – повторил конквестор, когда стих возмущённый гул. – Мои мирмидоны на этой войне за тебя сражаться больше не станут.
* * *
У заснеженных останков Шушморского капища, расположившись на сидении настолько удобно, насколько это позволяли не очень-то соотносящиеся с понятием комфорта внутренности "УАЗика", с айпадом в руках коротал время Ян.
Едва только Илья открыл дверцу и с надеждой заглянул внутрь, конквестор отрицательно покачал головой, предвосхищая вопрос:
– Нет, его не нашли.
– Не понимаю, – покачал головой Илья, забираясь внутрь, – Ведь ОМОН весь район в оцепление взял, да и ребята у Владимира Кондратьевича все толковые – Ахилл просто не мог мимо них проскочить. Не мог! Вот представь себе – вываливается он из прохода, вокруг снег, холод, чужой мир – ну что он будет делать? Долго кружить на месте, пытаясь сообразить, как вернуться обратно. Ну, предположим, потом решит начать куда-нибудь двигаться. Но далеко ли он уйдёт – зимой, в сандалиях и лёгком хитоне? Ясно, что недалеко. ОМОН ведь приличный радиус взял, так? Километров двадцать. Ну не мог Ахилл против них проскочить! Никак не мог!
– Илья, ты меня-то чего убеждаешь? – добродушно перебил Ян, чувствуя, что парень завёлся. – Расскажи лучше, как дела.
– Хреново.
– А что так?
– Действительно, что так, – пробурчал Илья, высвобождаясь из доспехов. – Даже и не знаю, с чего начать. Морда словно не моя – будто зубной сделал обезболивающий укол на всё лицо, и анестезия никак не проходит. Постоянно настороже, опасаюсь попасть впросак, боюсь проколоться на любой мелочи. Битва эта чертова. Терсит со своими воззваниями. Да ещё и амазонка…
– Какая амазонка?
– Ахилловы бравые молодцы захватили одну в плен, порадовать вождя, будь они неладны, хотели. Кажется, предводительница…
– Пенфесилея?
– Точно.
– И что?
– И ничего, – мрачно отозвался Илья и поморщился, вспомнив сцену в шатре, – Агамемнон притащил её к себе как раз тогда, когда мы с ним выясняли отношения. И пока мы обменивались любезностями, она себя заколола.
Ян равнодушно пожал плечами:
– Ну, во-первых, Пенфесилея так и так погибает от руки Ахилла, правда, обычно попозже; впрочем, это особой роли не играет. Во-вторых, знаешь, если исходить из того, что её ждало в плену у Агамемнона, она сделала правильный выбор.
Илья скривился.
– Попытайся для разнообразия сфокусироваться на позитивном, – предложил Ян. – В этой операции ты приобретешь поистине бесценный опыт. Насколько я знаю, никто за всю историю "Бастиона" не замещал столь значительную историческую персону. Про тебя ещё писать будут в наших учебных пособиях для новичков, – с улыбкой закончил он.
Илья не поддержал шутку, но и не стал спорить. Он откинулся на жёсткую спинку неудобного сидения "УАЗика" и глянул в окно, на безжизненный, замёрзший, укутанный снегом лес. Представил себе Ахилла, вывалившегося из прохода на ледяную поляну – в короткой легкой тунике, доспехах и тонких сандалиях на босу ногу. В такой мороз непривычный к холодам грек не то что до Москвы или Владимира – до ближайшей деревни не дойдет, околеет по пути. Найдут его, закоченевшего, очень нескоро, в лучшем случае по весне; безымянный следователь добавит ещё одного "подснежника" в длинный список неопознанных трупов, что появляются из-под тающего снега в конце марта, предпримет вялые попытки установить личность, и, так ничего и не выяснив, махнет рукой и добавит в статистику следственного комитета еще один "глухарь"…
Пригревшись в тепле, Илья как-то незаметно заснул, и разбудил его Ян уже у подъезда дома.