– Где? – выйдя из палатки, коротко поинтересовался он у предусмотрительно сидевшего неподалёку Патрокла.
Рыжий грек медленно поднялся и вздохнул.
– Пока не было тебя, за ней микенцы приходили. Мы их не пустили. И тогда сам Агамемнон сюда пришел.
Патрокл нахмурился и отвёл глаза. Мирмидоны подчинялись Ахиллу, но, будучи дисциплинированными воинами, понимали, что должны выполнять и распоряжения вышестоящего начальника, то есть Агамемнона. И что остается делать подчиненным, когда два командира отдают им совершенно противоположные приказы?
– Давно?
– Вчера вечером.
– Ты знаешь, почему он так решил?
– Из-за Терсита, сына Агрия, – скривился Патрокл.
– Из-за Терсита?
– Да. Пока не было тебя, произошло в лагере настоящее побоище. Как только за горизонтом исчезли пентеконторы, Терсит сын Агрия во всеуслышание заявил, что мы против воли богов идем, что неприступна Троя и обречены греки на поражение, что мы здесь ни славы, ни богатств не обретём. И что надо брать с Ахилла пример – отправляться домой.
– Все же знают, что Одиссей отправился за продовольствием! – воскликнул пораженный Илья. – Все знают, что Ах… что я никогда бы не уехал без вас!
– То, что каждый знает по-отдельности каждый, не всегда знает толпа, – угрюмо заметил Патрокл.
"Ничего не меняет, – подумал Илья и криво ухмыльнулся. – Три тысячи лет, а люди всё такие же"
– А что Агамемнон?
– Агамемнон решил, что это ты сыну Агрия велел беспорядки устроить и сделать так, чтобы армия домой отплыла.
– Какая же мне выгода, чтобы армия отправилась обратно?
Вопрос был явно риторический, потому, выдержав небольшую паузу, Патрокл продолжил:
– Солдаты поддались на слова сына Агрия. А Темен, царь аргосцев, даже своих воинов собрал, и они отплыли. Агамемнон за ними своих коринфян послал и верных ему микенцев. Те нагнали аргосцев, потопили два пентеконтора и остальных обратно вернули. После чего Агамемнон устроил публичную казнь Терсита сына Агрия. Тех, кто продолжал возмущаться, на месте убивали коринфяне и микенцы. Ахилл, той ночью сожгли мы на кострах более сотни воинов! Не после всякой битвы с троянцами такие потери у нас были! – в голосе Патрокла слышалось искреннее возмущение. Погибнуть от руки врага – это честь. Но мало что сравнится в бесславии, чем падение от руки своих. – А потом долго каялись Темен и оставшиеся аргосцы перед Агамемноном и перед всей армией за содеянное. И после этого послал царь своих людей сюда, чтобы забрать твою пленницу, а когда отказались мы ее отдать, явился сам.
Илья завертел головой – нет ли поблизости Яна? Совет опытного товарища ему бы сейчас не помешал. С другой стороны, Илья и так знал, что скажет ему Ян. Брисейда была нужна раньше, чтобы послужить поводом к отказу Ахилла сражаться за Агамемнона. Сейчас, когда мирмидоны больше не участвуют в боях, цель достигнута, и пленница больше не нужна.
Всё логично, всё правильно – но что-то мешало Илье как ни в чем не развернуться и скрыться в шатре Ахилла. И не только жалость к девчонке. Мешала совесть, уже и так стонущая под тяжестью вины за собственную нерешительность в истории с пиратами.
Ну, что ж, ошибки совершают именно для того, чтобы позже их не повторять. А наступать на одни и те же грабли два раза подряд он не собирается. Илья решительно расправил плечи и направился к шатру Агамемнона.
Напряжённо размышляющий о том, что будет делать, когда дойдёт до шатра царя – не станет же с мечом в руках в одиночку отбивать девочку? – Илья не сразу заметил, что лагерь греческой армии словно опустел. Настороженно осмотрелся – может, сейчас в самом разгаре очередная битва с троянцами?
Оказалось, что б
о
льшая часть солдат была занята возведением оборонительных сооружений – греки копали ров и сооружали насыпь вокруг лагеря. Работа велась активно, несмотря на сумерки, и результаты впечатляли – пусть пока и неглубокий, ров охватывал весь периметр лагеря, а перед ним поднимался песчано-земляной вал, медленно ощетинивающийся заостренными кольями.
"Давно пора", – отметил про себя Илья; первое время его просто поражало отсутствие даже намека на фортификационные сооружения. Еще больше его поражал тот факт, что троянцы даже и не думали воспользоваться столь явным просчетом в обороне врага.
Из сумерек вынырнул Ян – он уже выяснил, что происходит:
– Вчера после битвы наши почему-то не смогли договориться с троянцами о том, чтобы, как принято, ночью беспрепятственно собрать и похоронить своих павших. Теперь Агамемнон опасается мести врага и потому согнал всех на сооружение рва и насыпи.
– Ай! – вскрикнул Илья и схватился за обожженное внезапной болью предплечье. Кожу рассекала глубокая царапина.
"Троянские лучники?" – удивлённо огляделся он. Не – поле между греческим лагерем и Троей пустовало. Зато болезненные вскрики стали доноситься со всех сторон.
Что-то снова ударило Илью в плечо и соскользнуло на землю. Он наклонился поднять снаряд и секунду спустя с изумлением уставился на внушительных размеров птичье перо.
– Это еще что такое? –обернулся он к Яну. И обнаружил, что конквестор уже плотно вжался спиной в насыпь и обеими руками держал над головой щит.
– Стимфалийские птицы, – пояснил Ян, когда Илья пристроился рядом.
Теперь в воздухе отчетливо слышался резкий свист пикирующих на землю перьев, и греки, сбиваясь в группы, торопливо формировали импровизированный панцирь из сомкнутых над головами щитов. Илья не мог оглядеть всю панораму, но даже в пределах его видимости на земле корчилось человек пять-шесть, и тела их были утыканы перьями.
– Я думал, это миф…
– Миф – это то, что у них клювы, когти и перья медные. А всё остальное – правда. Перья у них, сам видишь, крепкие; насмерть, конечно, не убьют, но если в тебя попадет с десяток, ты вполне можешь успеть истечь кровью, прежде чем их из тебя извлекут и перебинтуют раны.
– А откуда они взялись?
– Троянцы послали.
– Они что – их разводят?
– Ну, можно и так сказать. Видишь ли, этих птичек совсем недавно, лет так, может, пятьдесят-шестьдесят назад из Аркадии успешно изгнал Геракл. Я, правда, не верю, что он смог справиться с этими милыми пташками в одиночку, и полагаю, что аркадийцы как-то сами их прогнали. Вполне возможно, при непосредственном участии Геракла, не зря ж ему приписывают этот подвиг. Как они это сделали – меня не спрашивай, понятия не имею, – предупредил Ян вопрос Ильи.
– Да я не о том, я о Геракле хотел спросить. Он что – незадолго до Троянской войны жил? Я почему-то думал, что намного раньше.
– Да, незадолго. Ты уже встречал Тлеполема? Предводителя родосцев? Такой голубоглазый седой великан с наглым прищуром. К твоему сведению, это сын Геракла. И, кстати, нынешний правитель Трои Приам в юности побывал у Геракла в плену.
– Серьезно?
– Вполне. Мифы ты невнимательно читал, Илья, а там, между прочим, много полезного. Папаша Приама, Лаомедонт, озадачился возведением неприступных стен города и созвал на эти работы всех, кого мог. Награду пообещал, видимо, значительную, раз сам Геракл согласился помочь стройке. А как пришло время выдавать зарплату, Лаомедонт её зажал. Геракл, не долго думая, жадного царя прикончил, а сыночка его, Приама, забрал в плен. В итоге троянцы выкупили-таки молодого престолонаследника, переплатив во много раз обещанный Лаомедонтом гонорар. Вот так экономия царя вышла Трое боком, – с улыбкой закончил Ян вольное изложение легенды.