Помнил, как растерянно стоял около одного здания, и толпы людей обтекали его со всех сторон. Они ни на что не обращали внимания: ни друг на друга, ни на него, ни на рычащие чудовища, снующие среди них, ни даже на то, как какие-то странные, одетые во всё чёрное молодые воины, больше похожие на жрецов злых богов, схватили какую-то девчонку и потащили в ущелье между высокими домами. Будь здесь война, Ахилл бы и не подумал вмешиваться – победитель вправе забирать любую добычу, которая ему приглянется. Но было не похоже, чтобы поселение подвергалось набегу. Так что же – это здесь в порядке вещей, чтобы жрецы сновали среди жителей и просто выбирали себе из толпы любую жертву?
Будь рядом Патрокл и наблюдай он за тем, что сделал Ахилл в следующую минуту, он не преминул бы сказать: "Именно из-за этого ты и попадаешь в немилость к богам". Но и это не остановило бы Ахилла: девчонка закричала так отчаянно, так пронзительно и так обречённо, что он с надеждой оглянулся по сторонам, ожидая, что сейчас кто-то вмешается. Кто-то, кто лучше знает порядки здешнего мира и сможет разобраться, в своём ли праве эти молодые жрецы в чёрных одеждах, так запросто забирающие себе человека из толпы? Но никто не остановился, даже не замедлил шага.
"Может, здесь так принято?" – размышлял Ахилл, следуя, тем не менее, за жрецами. Но то, что он увидел в ущелье, не могло быть нормальным, каким бы богам не служили эти жрецы. Да, Ахилл слышал, что некоторые кровожадные боги диких народов требовали себе человеческих жертвоприношений. Но даже для них жертву убивали быстро, не заставляли страдать. Эту же девчонку мучили. И если таких жертв и впрямь требовал здесь какой-то бог, то он не заслуживал ни поклонения, ни уважения.
Ахилл вынул меч и направился к беснующимся жрецам.
Он помнил, что те оказались перед ним совсем беспомощными, но затем раздался грохот, плечо пронзило огнем, и дальше всё становилось смазанным. Его долго везли куда-то на одном из быстроходных чудищ, помогли дойти до каменного дома, а там над ним расшумелись незнакомцы. Потом его чем-то напоили, не иначе, отваром Морфея, потому как он немедленно погрузился в глубокий сон, и как его лечили, не помнил.
Ощупав рану сквозь повязку, Ахилл с удовлетворением убедился, что она вовсе не так глубока, как он полагал. Удивительно – он был уверен, что молнии Зевса – а то, что метали в него именно их, он не сомневался – должны были убить его прямо на месте.
Вскоре появилась молоденькая девушка, та самая, которую он отбил у жрецов в ущелье. Она сменила ему мягкие белые повязки и не отходила ни на шаг. Девочка была миленькая, смотрела на него с восхищением и обожанием, и при других обстоятельствах он бы не преминул воспользоваться так явно представляющейся возможностью. Однако сейчас ему было не до того. Ах, если бы его хотя бы кто-нибудь понимал!.. У девчонки, впрочем, довольно ловко выходило общаться с ним с помощью жестов. Но и она порой не понимала самых элементарных вещей, которые он пытался объяснить.
Позже его навестил кудрявый черноглазый парень, ярко разодетый, с большим медальоном на золотой цепи на шее, тот самый, что увез его, раненого, из ущелья между высокими домами. У парня было одно короткое имя, которое Ахилл никак не мог повторить, и другое, давшееся ему куда легче – Лекс. Именно Лекс придумал самый удобный способ общения – рисунками. Он принес тонюсенькие белоснежные папирусы, рисовал на них удивительно живые картинки не менее удивительным стил
о
м и медленно проговаривал названия предметов, терпеливо обучая Ахилла азам неизвестного языка.
Из рисунков грек узнал, что Лекс – брат девушки, за которую он вступил в схватку со жрецами, и что ранили его оружием, метающим молнии. Грек очень хотел уточнить, как оказалось оружие Зевса в руках простых смертных, но, похоже, не смог объяснить свой вопрос – его руки, привычные к ксифосу, со стилом обращались с трудом, и картинки выходили плохо.
К обеду парень позвал Ахилла с собой. Если грек понял его правильно, Лекс решил попытаться найти кого-нибудь, кто поймет его речь. Ахилл с радостью согласился, а потом провел несколько долгих минут, неуклюжими картинками пытаясь объяснить недоумевающему парню, почему он не расстанется с ксифосом. Вот уж воистину безумный мир – да разве можно выходить из дома безоружным?
* * *
Когда у Шушморского капища показался УАЗик с Тарасом за рулём, не выспавшийся Илья уже изрядно замёрз – он ждал с полчаса. Мог бы, конечно, подождать и внутри храма, но не хотел искушать судьбу – а вдруг какой-нибудь грек сунет туда свой любопытный нос и увидит его там? Не стоит давать лишний повод для подозрений.
"Умнеет", – хмыкнул про себя Илья, отметив, что волосы стажёра больше не торчали в тщательно созданном гелем беспорядке, а модная узкая куртка сменилась практичным лёгким пуховиком.
– Чего так долго? – буркнул он, забираясь в салон. Спрашивать, не нашли ли Ахилла, не стал. Если бы грека отыскали, ему бы об этом сообщили в первую очередь.
– В пробку влетел, – пожал плечами стажёр.
– Хочешь сказать, не потому, что заблудился?
– И это немножко тоже, – покраснел Тарас. Помолчал, внимательно глядя на заснеженную колею, по которой лихо подпрыгивал УАЗик, потом покосился на отогревающегося Илью и, наконец, спросил с затаённой дрожью восторга в голосе:
– Ну и как там?
– Да вовсе не так романтично, как тебе это представляется.
– Вот все так говорят, – усмехнулся стажёр, – И Петровичи, и Ян Сергеевич, и Андрей Папыч. Нет, я понимаю, что для вас это обычные будни. Но не для меня.
– Вот когда попадёшь как-нибудь в разгар войны, посмотришь на поле боя после битвы, покопаешься в трупах, разыскивая там наших пропавших – и сразу весь восторг пройдёт.
– Так для этого надо хоть раз туда попасть.
– Вообще-то, тебя не в конквесторы взяли, а в аналитики…
Стажёр вздохнул:
– Да знаю я. Только, если честно, мне очень хочется стать конквестором!
Илья покосился на восторженного узкоплечего парня и хмыкнул.
– Ну, да, ставить датчики у проходов куда интереснее, – отреагировал на молчаливый скептицизм Ильи стажёр. – Самым волнующим моментом вчерашнего дня было то, что я самостоятельно поменял датчик в Тушино, – продолжил он с сарказмом.
– Это у Алёшкинского прохода?
– Ага… Илья, а куда он ведет?
– В Тевтобургский лес.
– Сентябрь девятого года? – вспыхнули глаза Тараса.
– Да. А знаешь, что там было?
– Конечно! – возбужденно воскликнул стажёр – ведь история была его коньком, – Германские племена под руководством Арминия нападают на марширующую через Тевтобургский лес колонну Квинтилия Вара. Начавшееся с обстрела римлян из леса трехдневное сражение заканчивается гибелью трех легионов, шести когорт и трех конных отрядов… Если верить сведениям Веллея Патеркула, конечно.
– Не верь, – бросил Илья.
– Почему?
– Да потому, что там было вовсе не благородное сражение разодетых в пурпур римлян с разрисованными синью дикарями, которое так пафосно описал Патеркул. Там, Тарас, вонь, грязь, кровь и смерть. Отвратительная мясорубка…
– Понял, – рассеянно протянул стажёр, – Илья, а как тот проход активируется?
– А ты, я так понимаю, пытался, да?
Тарас вместо ответа преувеличенно внимательно уставился на дорогу. Илья усилием воли стряхнул с себя дрему и довольно резко выговорил: