– Ты так уверен, что я выйду в финал?
– Да, – коротко ответил Арагорн. – Так куда пойдём отмечать?
Алессандра помолчала, изучая его лицо, а потом медленно улыбнулась:
– Удиви меня.
Арагорн сдержанно кивнул, скрывая радость – похоже, её интерес к нему всё-таки не ограничивается одним лишь Гринписом.
* * *
У раненого мужчины не нашлось ни паспорта, ни вообще хоть какого-нибудь клочка бумаги, проливающего свет на его историю. Ещё удивительнее было то, что иностранец шатался по столице в таком непрезентабельном виде и не понимал ни слова по-русски – всё-таки, собираясь в другую страну, обычно хоть несколько фраз, да выучишь.
Гипотез и предположений у Лекса было хоть отбавляй, а вот истина по-прежнему оставалась неизвестной.
"Начнем с языка", – решил для себя цыган и провел изрядную часть дня, разъезжая с раненым по знакомым лингвистам.
Помощи они не оказали.
Ближе к вечеру, уже от безысходности, Лекс заехал на кафедру к своему хорошему приятелю Витьку – тот прозябал младшим преподавателем на факультете иностранных языков в Пединституте. Там-то ему и повезло.
В который раз за день цыган картинками попросил своего спутника сказать что-нибудь вслух, и в тот самый момент, когда иностранец, утомлёно взглянув на Гожо, заговорил, в дверях кабинета нарисовался молоденький аспирант в пиджаке и цветном шарфе, разыскивающий какого-то профессора. Послушал незнакомца, разинул рот, а потом восторженно выпалил, обращаясь к приятелю Лекса:
– Виталий Николаевич, неужели у нас, наконец, появится нормальный преподаватель на истфаке?
– При чём тут истфак? – не понял Витёк.
– Ну как же, вы разве не знаете? Мы давно уже подавали в деканат заявление с просьбой найти нам хорошего специалиста по древним языкам. А то те, кто проводит исследование по древности, находятся в неравном положении с теми, кто выбирает себе темы начиная от средневековья и до современности. Они-то могут обращаться непосредственно к первоисточникам, а мы?
Гожо с Витьком изумлённо уставились на аспиранта. Первым пришел в себя цыган.
– И на каком же языке, по-твоему, разговаривает этот товарищ?
– На древнегреческом, – совершенно уверенно заявил студент.
– А ты… это, – начал было Гожо и замолчал. Сколько версий он уже за сегодня слышал, включая и самые фантастические, вплоть до того, что мужик был похищен инопланетянами для исследований или является представителем какой-то малочисленной редкой народности, скрывающихся от цивилизации где-нибудь в глухой тайге… – Ты сам по древнегречески понимаешь? В смысле, говорить умеешь?
– Говорить? Ну-у, – протянул аспирант, – Я так, самоучкой, да и до архаичного не добрался.
– Но что-нибудь ты его можешь спросить? – нетерпеливо спросил цыган, – Что-нибудь такое простое, чтобы смог понять ответ.
Парнишка неуверенно кивнул, а потом, запинаясь, произнес несколько слов, обращаясь к безразлично глядящему в пустоту мужчине. Тот слегка вздрогнул, перевел взгляд на аспиранта и медленно, коротко ответил. Теперь вздрогнул парнишка, а потом растерянно улыбнулся.
– Ну, что, что? – не выдержал цыган.
– Я спросил, как его зовут. А он ответил – Ахиллеус. Типа, Ахилл, – аспирант неуверенно оглянулся на Витька: – Виталий Николаевич, это шутка такая?
Его перебил назвавшийся Ахиллом. Шагнул вперед и что-то спросил. Аспирант кивнул, с трудом подбирая слова, что-то ответил, послушал ещё немного, сосредоточенно морща лоб, а потом ошарашенно уставился на Витька:
– Слушайте, а он, часом, не из психушки сбежал?
– В смысле?
– Ну, я смотрел передачу, бывали случаи, что с людьми что-то происходило, и они напрочь забывали, кто они, откуда, даже родной язык. Зато начинали в совершенстве говорить на чужом, а иногда даже на давно исчезнувшем языке. Не узнавали родных и вообще ничего из прошлой жизни не помнили. Считали себя совсем другими людьми. Вот этот парень заявил мне… Я, правда, не все понимаю – наречие очень необычное, похоже на архаичный греческий, только, кажется, ещё… э-э… архаичнее… Гм, да… Так вот, он говорит, что он с острова Эгина, и что не знает, как здесь оказался, но еще несколько дней назад он был с войском под Илионом.
– Илион? Это что?
– Это Троя.
Витек крякнул и повернулся к цыгану:
– Ну, что скажешь?
– Не знаю, – пожал плечами Гожо.
Версия аспиранта про психушку звучала правдоподобно. Лекс сам когда-то видел репортаж про женщину, которая, очнувшись после клинической смерти, заговорила на древне-итальянском. Правда, русский она не забыла, но зато рассказывала такие подробности о своей прошлой жизни в Генуе, что историки-специалисты по итальянскому возрождению только диву давались. Может, и с этим тоже что-то похожее случилось? Только, видимо, его ну очень прилично по темечку приложили, раз у него так много всего отшибло. И родной язык напрочь забыл, и свое прошлое заодно. И мечом вдруг научился размахивать. И рисунки-то его очень похожи на те фигурки, которыми расписаны древние амфоры, запоздало осенило Гожо, до этого не раз безуспешно пытавшегося понять, что же они ему напоминали. И еще он разучился пользоваться обычными вещами, вроде вилок и телефона, а на машины поглядывает с опаской…
Да, что-то не вяжется… Ну, и куда теперь везти этого "Ахилла"? В "Жди меня"? Или в психиатрическую больницу, для пополнения коллекции Наполеонов и Чингисханов?
– Спроси-ка его, а другой какой-нибудь язык он знает? – попросил Гожо аспиранта.
– Фракийский, хеттский и еще какой-то, только я не понял, – через минуту перевёл аспирант.
– Супер, – кивнул цыган. Час от часу не легче. – А в вашей библиотеке что-нибудь типа русско-древнегреческого словаря есть?
– Словаря нет. Но есть что-то типа.
– Будь другом, сгоняй, возьми, и запиши на мое имя, – попросил Витёк студента, протягивая ему свое университетское удостоверение.
Аспирант испарился, а Витёк выжидающе уставился на цыгана.
– И чего ты будешь с ним делать?
– Не знаю пока, – пожал плечами Гожо, – Попробую выяснить, не разыскивает ли его кто.
– А чего ты с ним возишься? Сдал бы в психушку, и дело с концом. Куда проще.
Действительно – проще.
Цыган прикрыл глаза и вспомнил перепуганную сестренку, ползавшую по грязному снегу. Нет, не отправит он этого Ахилла, или как там его на самом деле зовут, в психушку. У отца дом большой, лишний человек никого не стеснит. А там видно будет.
Витёк, тем временем, продолжал рассуждать:
– Ты заметь, люди с такими симптомами появляются регулярно. Нормальный здоровый мужик, никаких повреждений или признаков насилия, абсолютно адекватно себя ведет, но ничего про себя не помнит. Вообще ничего. А потом, когда у него находятся родственники, выясняется, что его обнаружили за тридевять земель от дома, и совсем непонятно, как он там очутился, и где все это время был. Или, ещё слышал, пропадет человек на какое-то время, на месяц или на год, потом находится, а вспомнить, где был, что с ним происходило, не может. Все остальное помнит, а это – словно вырезали. Думаешь, просто так у людей мозги отключаются? А я вот не верю. Как пить дать над ними спецслужбы опыты ставят, а потом их "осечки" всплывают. Как бы еще у тебя из-за него проблем не было.