– Ничего не помню, – пробормотал он, сжимая руками голову.
Даже после тех редких попоек, в которых ему довелось принимать участие по молодости, с ним не случалось ничего подобного. Это его друзья-приятели довольно, будто о чем-то приятном, рассказывали, как просыпались у мусоропровода в чужом подъезде, и с гордым видом сообщали, что не помнят ровным счетом ничего. Но не он – он всегда помнил, что происходило. А тут на тебе – два раза за день.
Слишком много для одного дня…
Слишком много, чтобы быть случайностью…
Чья-то рука откинула полог шатра, послышалось осторожное покашливание – и Илья потерял мысль. Нехотя обернулся и увидел, что у входа на аккуратно расстеленном плаще лежал труп какого-то парня. В неровном свете костра тот казался совсем юным, едва ли не подростком.
– Кто это?
– Троил, сын Приама, – подсказал ту же появившийся Патрокл.
– А кто его?..
Если Патрокл и удивился, то ничем своих чувств не выдал.
– Ты.
Илья едва было не спросил – как, но вовремя удержался. Не надо давать мирмидонам лишнего повода для подозрений. И так уже то, что в нем до сих пор не признали фальшивку, равносильно чуду – не стоит без надобности испытывать судьбу.
– И чего он тут лежит?
– Мы твоих распоряжений ждём.
Так, что там полагается делать с трупами врагов? Илья поднапрягся, но, как ни старался, не вспомнил из "Илиады" никаких подробностей касательно Троила. Зато вспомнил, что делал Ахилл с трупом Гектора, и поморщился. Конечно, в конце концов, Ахилл вернул тело старшего сына Приаму. Может, ему Троила прямо сейчас и отправить? А заодно – Брисейду…
Мирмидоны молчали и терпеливо ждали распоряжений своего предводителя.
В голове болезненно пульсировала какая-то жилка, мешала думать. Не хотелось принимать никаких решений, даже самых пустяковых. Хотелось, чтобы, наконец, все оставили его в покое! Хоть на минуту!
Илья буркнул "Потом" и отвернулся, надеясь, что больше его донимать не будут. Однако Патрокл продолжил:
– Ахилл, тут ещё кое-что. Тебя дожидаются давно уже.
– Кто?
– Посланники из Трои.
– Из Трои? – обречённо вздохнул конквестор. Похоже, лекарство ещё не подействовало, потому что в голове по-прежнему противно шумело, и думать, принимать какие-то решения совсем не хотелось. Хотелось лечь и отключиться. Но он, к сожалению, не у себя дома, и он не может послать всех к чёрту. – Ведите, – со вздохом согласился Илья.
Несколько минут спустя четверо мирмидонов ввели в шатер двоих крепких, загорелых троянцев в воинских доспехах и закутанную в широкий хитон невысокую фигуру с лицом, спрятанным под капюшоном.
– Паммон, Полидор, – коротко представились троянцы, глядя в спину сидящего у огня прославленного греческого героя. Не дождавшись никакой реакции, добавили, поясняя: – Мы сыновья Приама.
– Это сколько же у вашего папаши сыновей? – вяло полюбопытствовал Илья и нехотя обернулся. Ему доводилось слышать, будто правитель Трои за свою жизнь наплодил больше полусотни детей – и вот теперь есть шанс узнать, правда это или нет.
– Много, – равнодушно пожал плечами тот из них, что повыше, Паммон, и немедленно приступил к делу: – Наш отец, повелитель Илиона, отправил нас к тебе с предложением о перемирии.
– Не к тому он вас отправил, – покачал головой Илья. Видимо, лекарство начинало действовать, потому что в голове прояснялось, и он уже чувствовал, как прибывают и силы, и энергия. – О перемирии – это вам к Агамемнону.
– Что Агамемнон? – презрительно скривился Полидор. – Разве это он вселяет ужас в сердца наших воинов на поле боя? Греки сражаются храбро только тогда, когда с ними бьешься ты. Без тебя они разбегутся, как овцы перепуганные. Ты же, Ахилл, четверых наших братьев уже положил, а тело пятого сейчас за пологом твоего шатра лежит.
"Четверых? Когда это я? Хотя, если их и впрямь около пятидесяти по полю боя шастает…"
– И вот наш отец, повелитель Илиона, прислал нас сюда просить тебя не участвовать более в боях. Зачем тебе город? Всем известно, что золото тебе не нужно, что не ради богатства ты бьешься– только ради славы. А ей ты себя уже покрыл. Отойди от боев, и отец наш отдаст тебе дочь свою, Поликсену, – закончил Полидор и вытолкнул перед собой до этого момента стоявшую позади них фигуру. Сдернул с её головы капюшон, и по белой ткани хитона рассыпались длинные русые пряди, скрывая лицо.
На долгую минуту в шатре воцарилась глубокая тишина.
"Можно гарем открывать, честное слово", – хмыкнул про себя Илья. Везет же Ахиллу – на него со всех сторон так и сыплются царские жены и дочери: сначала Брисейда, потом предводительница амазонок, затем дочка Агамемнона, хотя он её и не видел, теперь вот – дочь Приама… Было бы смешно, если не было бы так грустно.
Неправильно истолковав молчание Ильи, Паммон подошел к девушке и, бесцеремонно схватив за волосы, запрокинул голову, чтобы Илья мог оценить лицо. Поликсена крепко зажмурилась.
– Неужели не нравится?
Илья по-прежнему молчал, задумчиво глядя на дочь Приама.
Не заметивший на лице прославленного воина ни следа интереса, Паммон потянулся к фибуле, скрепляющей концы хитона на плече девушки.
– Хватит, – резко приказал Илья. – Уходите. И тело Троила тоже можете забрать.
Братья переглянулись.
– Так ты принимаешь предложение нашего отца?
– Я подумаю.
– И когда нам твоего ответа ожидать?
"Да когда же они, наконец, уберутся?", – внезапно вскипел Илья. – "Что им ещё от меня надо?"
– Не знаю, – раздраженно передернул плечами он. – Через несколько дней я пришлю вам кого-нибудь, мы встретимся и поговорим.
Троянцы, как по команде, склонили головы и развернулись.
– Эй, вы ничего не забыли?
Сыновья Приама непонимающе уставились на Илью.
– Сестру свою забирайте.
Илья заметил, что Поликсена подняла голову и с надеждой уставилась на братьев.
– Она остается тебе, – покачал головой Паммон.
– Я же сказал, что ещё ничего не решил.
– Пусть будет она у тебя в залог наших намерений.
"Да что это, чёрт побери, такое?" – взвился Илья, вскочил на ноги и яростно рявкнул:
– Я сказал – забирайте сейчас же!
Шатер опустел.
Илья, тяжело дыша, смотрел на тлеющие угли треножника.
Что с ним происходит? Откуда эта злость, эти непонятные вспышки ярости? Почему его всё так раздражает?
Снова накатила волна слабости и усталости. Илья тяжело опустился на жёсткий дифф и натянул на себя пару шкур – его знобило.
"Я просто простыл, – сказал он сам себе: – Я отосплюсь, и мне станет лучше".
Ему казалось, что до прихода сыновей Приама он думал о чём-то важном… что почти понял что-то… Но никак не мог вспомнить, что это была за мысль.
* * *
Когда по отделению дежурил Пингвин, на происходящее в камере временного заключения обычно обращали мало внимания. Но в этот раз пришлось сделать исключение – уж очень подозрительная установилась тишина после громких криков и воплей.
Поправляя сползающий с круглого животика ремень, Пингвин не спеша направился к приемнику-накопителю. И застал там следующую картину.
На полу в живописных позах, будто игрушки, разбросанные небрежной рукой, валялись все визитёры отделения: два мелких драгдилера, один наркоман (впрочем, он валялся с тех самых пор, как его привезли), четверо местных драчунов, разбуянившийся сантехник из соседнего ЖЭКа, а также Корж с приятелями, доставленные сюда не по причине каких-либо нарушений, а исключительно с целью материальной выгоды, то есть выкупа.