Не беспокоясь более о Гекторе, вражеских армиях и необходимости оставаться в образе Ахилла, Илья рванул вверх по склону холма, к останкам храма.
Буквально взлетел на руины храмового портика – и замер, словно натолкнулся на стену.
Прямо в лицо ему смотрело дуло автомата.
* * *
Лейтенант Гаврилов давно перестал понимать, что происходит. Сначала они оказались чёрт знает где. Потом – совершенно неожиданный, непонятно как произошедший взрыв. А теперь… В один миг он твёрдо стоял на ногах и глядел прямо в лицо взбежавшего на холм незнакомого мужчины, а в следующий – лежал на спине и смотрел в небо. А автомат, который ещё недавно он направлял на незнакомца, сейчас перекочевал к тому в руки и упирался ему в живот.
– Всё под контролем, я – из следственного комитета, на особом задании, мои документы можете проверить, как только мы вернёмся, а сейчас опустите-ка пушки, – скороговоркой выпалил незнакомец. На Гаврилова он при этом не смотрел, водил жёстким, чуть прищуренным взглядом по лицам окруживших его спецназовцев с оружием наготове.
Бойцы мялись – они не привыкли подчиняться приказам посторонних, тем более – гражданских, тем более, если отдающий приказ при этом приставляет оружие к их командиру.
Не дожидаясь, пока они среагируют, "следователь" отвёл автомат и протянул руку, предлагая помочь лейтенанту подняться. Он не обратил ровным счётом никакого внимания на то, что бойцы по-прежнему держат его на прицеле и деловито осведомился:
– Здесь мужик должен был быть, светловолосый такой, со снайперкой – не видели?
Гаврилов несколько секунд рассматривал незнакомца, пытаясь понять, что же, чёрт возьми, происходит. Их группа оказалась непонятно где, и первый же человек, которого они встретили, обнимал снайперку и практически не отреагировал на их появление, всем своим видом демонстрируя, что у него есть заботы куда важнее, чем какие-то там спецназовцы. Потом – неожиданный взрыв, и вот появляется этот. Лет на десять моложе снайпера, тоже странно одетый, загорелый, с выгоревшими спутанными волосами до плеч и резкими чертами лица, и ведёт себя точь в точь как первый – словно у него тоже есть куда более важные вещи для беспокойства, чем отряд армейского спецназа, наставивший на него автоматы.
– Видели, – выдержав небольшую паузу, ответил лейтенант и кивнул вправо. Там, среди каменных обломков, лежал снайпер; во время взрыва его приложило о колонну. Он был жив, но ранен и, похоже, здорово оглушён.
Бойцы не опускали оружия и несколько растерянно поглядывали на своего командира, словно спрашивая, что им делать с этим незнакомцем. А тот, будто не замечая автоматов – да нет же, он и впрямь не обращал на них внимания! – рванул к раненому. Опустился перед ним на колени, со знанием дела ощупал и, не поднимая головы, распорядился:
– Нужно разобрать завал внутри храма, только так мы сможем вернуться. Организуй, ладно?
Лейтенант Гаврилов, сделал целых два шага, прежде чем осознал, что он, опытный боец, за плечами которого была не одна война, лицемерно называемая политиками "военным конфликтом", послушался приказа какого-то незнакомца. Но – ей богу! – не всякий генерал обладал такими манерами, как этот парень. Он отдавал распоряжения так, словно имел на это полное право и твёрдо знал, что их исполнят. И эта его внутренняя уверенность была столь сильна и незыблема, что поневоле передавалась окружающим.
Махнув сбитым с толку бойцам рукой – опускайте, мол, оружие – лейтенант присел рядом со "следователем", склонившимся над раненым, и спросил:
– Ты сказал – только так мы сможем вернуться. А куда вернуться?
– Обратно домой, – коротко ответил тот, устраивая голову раненого поудобнее, и добавил: – Ты бы время не терял, лучше пойди посмотри, как быстрее завал разобрать. Нам надо скорее отсюда убираться.
И лейтенант Гаврилов, опытный боец одного из элитных подразделений армейского спецназа, послушно поднялся и отправился внутрь полуразвалившегося каменного здания – организовывать разбор завала.
* * *
Тарас пребывал в состоянии полного безразличия, больше похожего на онемение. Все чувства, все эмоции и переживания словно парализовало. Ничего больше не имело значения.
Всё – из-з него. Из-за него Арагорн Петрович пошёл в какой-то опасный проходе. Из-за него у Шушморского капища оказались целые толпы посторонних людей. Из-за него погиб Ахилл. Из-за него здесь, на этой зимней поляне, убили столько людей. Из-за него Илья и Ян навсегда остались отрезанными от родного мира. Наконец, из-за него папка с информацией по проходам – бесконечно важной и секретной информацией – попала в руки неизвестных, и это только вопрос времени, когда посторонние начнут бесконтрольно ходить по проходам… Лица погибшего Ахилла и навсегда потерянных Ильи и Яна Сергеича сменились размытыми образами сотен людей, которые погибнут из-за изменений в ключевых событиях прошлого, когда туда сунутся неподготовленные люди этого времени. И всё этого – из-за него…
Когда лежавшие на снегу бойцы Холеры начали медленно приходить в себя, стажёр не удивился, хотя и думал, что Ахилл их убил, а не просто вырубил.
Когда медленно поднявшаяся на ноги Холера вдруг уставилась прямо на него, прикованного к рулю машины, Тарас даже не вздрогнул.
Когда на поляну из темноты вдруг снова посыпались тёмные фигуры с оружием в руках, он не отреагировал.
Когда стажёр разглядел среди новых участников этой непрекращающейся драмы у Шушмора знакомую круглую фигуру, а затем и услышал голос "Винни-Пуха" – Владимира Кондратьевича, он не обрадовался.
И даже когда перед ним сначала появился Бисмарк, а затем и сам Папыч, Тарас продолжал отрешённо молчать. Случилось слишком много страшных и непоправимых вещей и в слишком короткое время. Случилось из-за него. И ничего больше не имело значения.
Он не ощущал, как озабоченно тряс его за плечи встревоженный Бисмарк.
Не понимал, что спрашивал Папыч, только повторял, как заведённый:
– Проход взорвался, а они там… Илья и Ян Сергеич там… Проход взорвался, и они теперь навсегда там…
И не слышал, как Папыч, кажется, понявший его состояние, раз за разом повторял:
– Взрыв разрушил капище, но не проход. Слышишь меня, Тарас? Взрыв не может уничтожить проход, – а потом отвесил ему пощёчину и, так и не дождавшись осмысленной реакции, озабоченно добавил, – Чёрт, давайте его к доктору, что ли!
* * *
Направляясь к остававшемуся снаружи якобы работнику следственного комитета, который не отходил от раненого снайпера, лейтенант Гаврилов злился сам на себя. Злился – но шёл, потому что ни черта не понимал и, значит, не мог сам принять решение, а обратиться больше было не к кому.
– Там мои ребята собирались подорвать завал, потому что уж очень камни массивные, вручную быстро не расчистишь, но…
"Следователь" резко вскинул на него глаза:
– Но?
Лейтенант нахмурил лоб и чуть заметно качнул головой. Он даже не пытался понять, откуда там взялся посторонний – ведь отряд оцепил всё здание, проникнуть снаружи никто не мог, а внутри никого не было.
– Но услышали стон, – мрачно продолжил он. – Принялись разбирать завал вручную и нашли человека.
Незнакомец рванул внутрь так внезапно, что Гаврилов даже замешкался. А когда пошёл вслед за ним внутрь, увидел, как "следователь" быстро склонился над тяжело раненым мужчиной, обнаруженным в завале. Некоторое время он внимательно его рассматривал, а потом прикрыл глаза и покачал головой. Выглядел "следователь" при этом несколько ошеломлённым.