Ну почему я не подумала сразу, что надо стереть лак? До какой степени нужно быть дурой, чтобы забыть о таком важном деле? Может, было недостаточно времени. Или наблюдательности. Но с этим надо срочно что-то сделать. Ногти красят только женщины, а их не должно быть в среде каторжников.
Я срочно спрятала руки, зажав их в кулаки, и пошла вниз по лестнице. Теперь у меня появилась цель. Не та, что я разыгрывала, чтобы быть похожей на рядового каторжника. Цель была настоящей. Только бы никто меня не трогал и никто не смотрел. Если спуститься на этаж ниже, можно войти в любую комнату. И поискать там жидкости для снятия лака.
Но нет, они будут не в любой комнате, а лишь в той, где жили женщины. Ближайшая отсюда – комната Тесс.
Я пробиралась к ней по стеночке. Когда мимо проходили какие-нибудь каторжники, я сжималась в комок и глубже засовывала голову в плечи. Еще я боялась, что меня может выдать грудь. Я старалась прятать ее по мере возможности. И лучшим средством для этого тоже была сутулость. Я была рада, что костюмы каторжников такие громоздкие и словно надутые. Очертания фигуры просматривались в них очень плохо.
Вот и комната Тесс. Я отворила дверь и вошла внутрь. Видно было, что здесь похозяйничала вооруженная банда. Везде разгром, мебель сломана, по стене прошлась пулеметная очередь. Я боялась, что могу увидеть здесь Тесс: мертвую и изнасилованную. Но ее тут не было, и я была благодарна за это.
Однако я едва заметно прошептала:
– Прости, Тесс, – когда открыла ее тумбочку и вытащила флакон с жидкостью для снятия лака.
На всякий случай надо было уйти в ванную. Если внезапно откроется дверь в комнату, меня увидят сразу. А если я буду в ванной, у меня еще будет время замести за собой следы.
Защелка была сломана, дверь пришлось просто прикрыть. Несмотря на разгром, ванная сохранилась довольно неплохо. Только лишь зеркало было разбито да в одном месте отвалился кафель.
Я быстро стерла лак и подстригла ногти под самый корень, как это обычно бывает у мужчин. Потом подумала немного, убрала отвалившийся кафель и попыталась загрести немного грязи себе под ногти. Все должно было естественно. Я и так выделяюсь маленьким ростом, сжатой фигурой, странной сутулостью и выражением ужаса на лице. Если я могу сделать что-то для моего нового облика, я сделаю это.
Дело было закончено. И хоть я могла бросить ватку со стертым лаком в мусорное ведро, я предпочла смыть ее в унитазе. Чтобы следы деятельности, произведенной женщиной, не оставались на глазах у мужчин.
Я оглядела свои ногти. Ни единого пятнышка лака на них не осталось. И вдруг я вспомнила Дэна. «Как ты скрупулезно красишь ногти, – говорил он. – Все равно их не будет никто рассматривать. Зачем так стараешься?»
Боже мой! Дэн! Как я могла забыть о нем? Его убили, как и всех в этом корпусе. Осталась одна я. И вместо того, чтобы оплакивать своего любимого, я занимаюсь ногтями!
Мне стало ужасно стыдно. Надо было срочно пойти и найти Дэна. А что, если он жив? Может, как и Киф, он сидит где-нибудь у стеночки и ждет помощи. Самым простым было взять и смириться с его смертью. А если еще есть какая-то надежда? Ведь бывают же случаи, когда выживают и после пулевых ранений? И после автоматных очередей? Я не видела в свои экраны, что произошло с Дэном. Так что может быть всякое. И, возможно, ему требуется моя помощь.
Надо было идти к нему, хотя больше всего мне хотелось закрыться в этой комнате и сидеть здесь до тех пор, пока Земля не вышлет нам помощь. Ведь не может же такого быть, чтобы нас тут всех бросили на произвол судьбы. Это будет бесчестно, если я выживу, а Дэн нет.
Несколько раз я пыталась выйти, и несколько раз мои попытки срывались. Я всего лишь подходила, нажимала на ручку, а потом отходила от двери. Здесь, несомненно, было безопаснее. Но это только пока. Если я здесь останусь, а кто-то войдет, то я даже не смогу от него убежать. В этом смысле коридор безопаснее. Лучше находиться там, где есть свобода движения.
Когда в очередной раз послышались голоса в коридоре, я испугалась, что сюда могут войти, и вышла сама.
Жалкое зрелище представлял собой коридор. Когда-то пол блестел, в нем отражались лампы дневного света с потолка, на нем стояли кадки с цветами, и под ногами лежали красные ковровые дорожки. Сейчас все было сметено, изуродовано, дорожки сбились в кучу, кадки с цветами повалились на бок. Стены и пол были выпачканы кровью. Красные ручейки текли прямо под ногами.