Натали беременна. Но в семье не хватает денег, и она заливается слезами, когда муж из экономии просит ее поехать на отдых в деревню. Бюджет выдерживать трудно, и Пушкин жалуется: «Женясь, я думал издерживать втрое против прежнего, вышло вдесятеро». Многие счета остаются неоплаченными. Одна очень богатая тетушка, Екатерина Загряжская, берет юную супругу под свое крыло, осыпает подарками и прекрасными туалетами, графиня Нессельроде, жена министра иностранных дел, тоже хочет развлечь ее; беременность Натали еще не очень заметна, поэтому Нессельроде ведет ее на пышный императорский бал, о чем ничего не было известно мужу. Пушкин самолюбив; секреты приводят его в ярость, неконтролируемую и, может, даже чрезмерную, в результате чего семья Нессельроде начинает относиться к нему враждебно.
Супружеская жизнь идет не гладко, то с одной стороны, то с другой возникают неудовлетворенность и недопонимание: неосторожность и кокетство супруги, одержимой туалетами, домашние хлопоты мужа, который занят счетами за продукты, вместо того чтобы работать. «Жизнь моя в Петербурге ни то ни се», — стонет он. Радостным моментом было рождение маленькой Маши в мае 1832 года, но вскоре возобновляются балы, начинается новый светский сезон. Пушкин, по всей вероятности, не хранит ей верность, а «Мадонна», как он называет молодую жену, совсем не разделяет его любовных порывов; она холодна, безразлична или стыдлива. Пушкину кажется, что «нежная маленькая женушка», о которой мечтает его поэтическая душа, остается чужой для него: «Ты предаешься мне нежна без упоенья, / Стыдливо-холодна, восторгу моему / Едва ответствуешь, не внемлешь ничему…» Он с головой погружается в работу; прекрасная вечная Россия вдохновляет его, и летом 1833 года он путешествует по восточным провинциям, собирая материалы для нового проекта — «Истории Пугачева», за которую рассчитывает получить приличный аванс в 20 000 рублей. Супругам нужна смена обстановки.
Осенью он уезжает в Болдино, чтобы спокойно поработать там и уладить дела; во время путешествия он непрестанно думает о семье. Его беспокоят долги Натали, ее материальные заботы, растущий список ее побед и светских искушений, новые кареты, новые слуги, новые платья: «Не стращай меня, женка, не говори, что ты искокетничалась; я приеду к тебе, ничего не успев написать — и без денег сядем на мель…», «Не кокетничай с царем». Советы превращаются в упреки, потом он спохватывается: «К чему тебе принимать мужчин, которые за тобою ухаживают? <…> Я не ревнив, да и знаю, что ты во все тяжкое не пустишься; но ты знаешь, как я не люблю все, что пахнет московской барышнею, все, что не comme il faut». За три месяца отсутствия, несмотря на обуревающие его страхи, сквозящие в отдельных письмах, он создает самые прекрасные свои произведения.
В вечер, когда Пушкин возвращается в Петербург, его жена на балу. Она не знала о его возвращении, и он сам приходит увезти ее, «как улан уездную барышню». Чтобы нравиться «мадонне», он позволяет увлечь себя в вихрь балов, раутов и карнавалов, он «то молчалив, то весел вновь». Он принадлежит к старому аристократическому роду и поначалу, кажется, доволен, что его принимают в блестящем столичном обществе. Красота и блеск Натали, ее искусство одеваться завораживают гостей и открывают перед ним все двери. Но он знает, что эти молодые аристократы, ценители моды, не придают никакого значения бедному поэту, тайно исповедующему либеральные взгляды; кое-кто посмеивается над африканской кровью, текущей в его жилах, над его «негритянским безобразием», унаследованным от знаменитого предка, «арапа Петра Великого». У поэта множество врагов, которые с удовольствием его унижают; он мстит им по-своему, создав в «Евгении Онегине» едкий собирательный портрет всех этих самодовольных молодых людей, которые с бала отправляются в постель и чей круг чтения ограничивается визитными карточками. Сам император не скрывает, что ему нравится сияющая супруга Пушкина, что он хотел бы видеть ее на всех своих праздниках и балах, — а во время Масленой недели бывает по два бала в день! Так как чин Пушкина по Табели о рангах не дает ему доступа ко двору, в 1834 году Николай I жалует ему придворное звание камер-юнкера; у царя, скорее всего, нет злого умысла, но звание это ничтожно, дается неопытным дебютантам, а форма на мужчине его возраста смотрится просто смешно. Пушкин не знает, смеяться ему или плакать. Он уязвлен этой сомнительной милостью, ему стыдно и обидно, он вне себя и готов подать в отставку, но, полный горечи, смиряется, потому что должен содержать семью.