Следует ли в отсутствие структурного эмоционального равновесия, до сих пор характеризующего гетеросексуальные отношения, видеть пережиток старой истории, или же речь о неизменной логике межполового различия? Современный радикальный феминизм, согласно которому любое различие между полами порождает неравенство в ущерб женщине, требует уничтожить эти различия, являющиеся, по его логике, просто социальным конструктом. Подобный дискурс имеет право служить оптикой для исторических исследований, но он и сам остается «конструктом», берущим в качестве модели рассуждения аналогию и обратную копию мужского поведения. Любовь в этом представлении — «надуманное прикрытие для угнетения», по формуле Клод Хабиб (Commentaires, № 76, 1996–1997). Неподвижного мира не существует; бесконечные мелкие изменения, материальные или личностные, в ходе веков модифицировали отношения доминирования и свободы, и понемногу делаются шаги в направлении равенства.
Мужчины и женщины относятся к любви по-разному. У них разные ожидания, и сексуальная свобода до сих пор дает власть мужчине. Стараясь нивелировать мужское доминирование, женщина XXI века не отказывается ни от желания соблазнять своей красотой и туалетами, что является «естественным продолжением ее личности», ни от разделения секса, стабильной любви и чувств. Романист Мишель Уэльбек без колебаний видит в женщине исходную силу и разгул эмоций, целью которых является удовольствие мужчины, приносящее ей мужскую благодарность и восхищение; предвосхищая это состояние счастья, Уэльбек делает вывод, что «любовь для мужчины — это цель», тогда как для женщины чаще всего она представляет собой «начало» («Серотонин», 2019).
Ева Иллуз считает, что причины асимметрии и притяжения полов в первую очередь социологические, а не психологические; она сравнивает сексуальное и любовное поля с «социальными аренами» или с нерегулируемым рынком, «определяющим неравенство», аффективный контроль которого осуществляют мужчины как обладатели экономической власти. Несмотря на все усилия, асимметрия никуда не исчезла, она попросту лучше замаскирована; конечно, женщины играют гораздо менее пассивную роль и меньше вынуждены защищаться, чем в прошлом веке; экономическому преимуществу мужчин они противостоят при помощи «сексуального капитала», который дает возможность извлекать выгоду из женственности, но им всегда трудно прямо заявить о своих желаниях, за исключением небольшого количества продвинутых дам из модных кварталов столицы, они скорее соглашаются с предложенным, нежели сами принимают решение, тогда как мужчины все еще стремятся к завоеванию.
В более общем плане именно согласие со своим положением является для женщин, по мнению исследовательницы Мишель Перро, «опорой системы власти, социальной или сексуальной» («Женщины, или Молчание истории», 1998). Под видом свободного секса женщины по-прежнему ищут единственного партнера, стабильных отношений, на заднем плане которых маячит, по крайней мере символически, желание иметь ребенка, тогда как мужчины располагают более широким выбором на «рынке» и на сексуальном поле занимают сильную позицию; биологические часы к ним благосклонны, поэтому они нередко откладывают создание семьи и позволяют себе разные прихоти: мужчина может завести семью в пятьдесят лет, а женщина нет. Когда выбор сделан, свобода кончается, свобода любить становится возможностью не выбирать, последствия которой — неуверенность, релятивизм, скептицизм.
Расставание по-разному сказывается на представителях двух полов: женщины вкладывают чрезмерную психическую энергию в любовь, от которой ждут подтверждения своей идентичности, для мужчин же важнее реализоваться в профессиональной жизни. Даже в обществе равных возможностей у женщин меньше шансов утвердиться, сделав блестящую карьеру, для многих удача в любви является мерой признания собственной исключительности; крах супружеской жизни влечет за собой мучительное ощущение потери самоуважения, которое не может компенсироваться профессиональным успехом. В молодости женщины бывают инициаторами развода, но появляющиеся, несмотря на чудеса пластической хирургии, признаки старения однажды выгоняют их с рынка невест. Женщины после развода чаще, чем мужчины, остаются одинокими и до сих пор считаются социально неполноценными. Асимметрия прослеживается также в литературе и кино, где сюжет чаще выстраивается вокруг страданий брошенной женщины, нежели обманутого мужчины. Покинутая женщина воплощает трагическую изнанку прошедшей любви, а мужчина в аналогичной ситуации становится символом свободы и обновления.